— Не могу сказать, что совсем не обращаю внимания на женское белье, мадам, но такого я никогда не видел. — Трэвис с восхищением рассматривал длинные панталоны. — Если бы не все эти оборки, то их можно было бы назвать даже практичными.

— И я так считала, но моя служанка пугалась до смерти, когда я грозилась их надеть. А теперь вместо того, чтобы смущать меня, все же подайте мне рубашку, мистер Трэвис.

Он достал длинную голубую батистовую рубашку с кружевной отделкой, спрятанную на самом дне сундука, и понес ее к кровати.

Алисия заметила решительный блеск в его глазах и поспешно приняла сидячее положение, чтобы его огромный рост не так сильно давил на нее. Все эти дни он был невероятно ласков, но где-то в глубине ее души таилось недоверие. Мужчины слишком непредсказуемы.

— Я не могу надеть это, — запротестовала она, когда тонкая ткань опустилась маленькой кучкой на лоскутное одеяло.

— Вы хотите сказать, что носите черное даже в постели, миссис Стэнфорд? — насмешливо спросил Трэвис. Он отметил, как окрасились пятнами ее щеки, негодующе засверкали глаза, и мысленно поздравил себя с победой. Она была бойцом, а кому как не ему знать, что нужно бойцу?

— Конечно, нет, — возмущенно ответила Алисия, но, заметив его самодовольную улыбку, неохотно сдалась. — Вам придется все время поддерживать огонь, потому что в этой рубашке я могу замерзнуть. Она предназначена для летних ночей, а скоро октябрь.

Будь это любая другая женщина, в других обстоятельствах, он бы непременно позволил себе рискованное замечание насчет того, что для того, чтобы ее согреть, огонь ни к чему, если он рядом. Но с ней так говорить нельзя. Любое напоминание о том, что он мужчина, а она женщина, разрушит установившийся между ними хрупкий контакт. Он ступал на зыбкую почву всякий раз, когда приближался к ней.

— Нас ожидают хороший сильный мороз и много деревьев на протяжении остальной части пути, миссис Стэнфорд. Возможно, несколько прохладных ночей помогут вам быстрее подняться с кровати.

Трэвис усмехнулся и вышел, оставив ее одну, чтобы она могла сменить ночную рубашку. Снимая несвежую рубашку, Алисия покраснела при мысли о том, как она была надета на нее. Трэвис сжег запачканную кровью полосатую рубашку, которая была на ней в последний день ее пребывания на лодке. Он раздел ее, а затем надел на нее найденную в хижине батистовую рубашку. Он видел ее всю, но не обмолвился об этом ни словом. Больше всего в нем ее привлекала его тактичность.

К тому времени как Трэвис вернулся в хижину с добытой на ужин дичью, Алисия успела помыться, переодеться, расчесать волосы, уложить их в аккуратный шиньон и снова заснуть. Он долго смотрел на ее бледное лицо, оттененное зачесанными назад густыми волосами. Голубая ночная рубашка с короткими рукавами не скрывала ее красивых рук, и ему было видно, как поднимались и опускались ее полные груди под тонкой тканью, и он хотел, чтобы она принадлежала ему. Осознав нелепость своих мыслей, он занялся приготовлением ужина.

Трэвис казался задумчивым, подавая Алисии только что приготовленное тушеное мясо. Она украдкой смотрела на него, когда он не слишком грациозно передвигался по хижине. Как обычно, Трэвис был одет в полотняную рубашку с открытым воротом, брюки из оленьей кожи и сапоги, но отказался от банданы и серьги. Его черные волосы были стянуты сзади полоской сыромятной кожи, и в отсвете огня он был очень похож на индейца. Его мужественное привлекательное лицо несколько портил только тонкий крючковатый нос.

— Лодка ушла без нас? — слабым голосом спросила она.

Стоявший до этого к ней спиной и смотревший на огонь Трэвис положил себе в миску тушеное мясо, подошел к кровати и сел на стоявший у ее изголовья стул.

— Без нас они не могут никуда уйти. Они будут терроризировать Луисвилл, пока вы не поправитесь. — Он выловил пальцами кусок мяса и принялся задумчиво жевать его.

Алисия посмотрела на остатки пищи в своей миске.

— Что вы сказали им?

— Я просто сказал им, что вы больны. Они думают, что Роберт с женой тоже здесь, но я полагаю, что они дали волю своим романтическим фантазиям в отношении нас. Боюсь, что я приобрел в каком-то смысле определённую репутацию.

— Наверное, теперь и я тоже. — Алисия закрыла глаза, сдерживая подступившие слезы. Ночью было хуже всего, поскольку ей ничего не оставалось делать, как думать о том, что она погубила свою жизнь и жизнь ребенка.

Она еще не могла тосковать о ребенке. Он не успел стать реальностью. А теперь уже и не станет. Остались только страх и боль.

Слабость ее голоса терзала его сердце. Трэвису расхотелось есть. Он с состраданием смотрел на ее склоненную голову, и ему хотелось прикоснуться к нежной шее, закрытой каштановыми локонами.

— Не хотите рассказать мне об этом? — спросил он мягко, стараясь не выдать свое любопытство.

— О чем тут рассказывать? — Ее голос был наполнен горечью. — Я не вдова, я никогда не была замужем и даже не смогла нормально доносить ребенка. Похоже, я вообще не способна делать все так, как следовало бы. Я надеялась, что сумею спасти репутацию, прибыв в эти края, но даже и здесь я промахнулась.

Трэвис испытал некоторое облегчение, выяснив, что появления мстительного мужа не предвидится, но тут же на него накатило уже знакомое чувство ярости в отношении того, кто сделал это с ней. Ему было трудно представить себе это заносчивое существо, грубо проявлявшее свою страсть. То, что Алисия боялась этого человека, давало Трэвису повод думать, что в этом случае могло иметь место даже преступление. При мысли об этом его охватил неописуемый гнев. В тот день, когда он впервые увидел ее, высокую, гордую и отважную, с манерами леди, он и предположить не мог, насколько она хрупка, чтобы противостоять мерзостям этого мира. Но теперь он знал это, и его охватило незнакомое прежде желание защитить ее от любых страданий.

— Я подумаю, что можно сделать для того, чтобы вы прибыли в Сент-Луис с незапятнанной репутацией. Может быть, для этого придется нанять служанку и компаньонку. Единственная ваша задача — поправиться настолько, чтобы я мог доставить вас туда.

Алисия бросила быстрый благодарный взгляд на своего преданного проводника. Он не осуждал ее, не выспрашивал омерзительные подробности. Он мог быть наполовину индейцем, но в этот момент в ее глазах он был настоящим джентльменом.

— Вы говорили о Роберте и его жене. Это их хижина? А сами они где?

Затронутая ею тема была для него не менее тяжелой. Трэвис поставил на стол свою миску, засунул руки в карманы и уставился на носки своих сапог.

— Вероятнее всего, умерли. По крайней мере Элинор и, как я представляю себе, ребенок, которого она носила. А Роберт, наверное, загоняет себя до срока в могилу, не расставаясь с бутылкой. Я никогда не видел такую влюбленную пару, как они.

Похоже, эти мысли занимали его все это время. Трэвис вдруг поднялся, повернулся к окну и, уставившись на маленькие кресты, продолжил свои размышления вслух: