— А как насчет платья? — напомнила ей Роуз, когда Лия уже совсем собралась уйти. — Или ты намеренно стараешься не думать о такой мелочи?

— Мне казалось, я вполне могу купить что-нибудь подходящее в четверг, — ответила Лия, отказываясь признать, что бабуля совершенно права.

Однако Роуз проявила свое обычное упрямство и настойчивость:

— Нет, нет, ни за что, девочка. У меня есть для тебя очень подходящее платье. Его надевала в день свадьбы твоя мать, и это самое необыкновенное платье из всех, что мне когда-либо приходилось видеть. Если память мне не изменяет, оно должно быть в одной из коробок на чердаке. Найди его и проверь, хорошо ли оно сидит. Но, с другой стороны, ты так похожа на свою мать, что я удивлюсь, если оно тебе не подойдет.

Лия повиновалась, но весьма неохотно. Потребовалось организовать настоящие раскопки, но вот наконец ей удалось обнаружить громадную, плотно запечатанную коробку, на которой были написаны имя ее матери и дата ее свадьбы с отцом. Обтерев пыль, Лия потащила коробку вниз. Она не стала возвращаться в кухню, решив, что лучше одна у себя в комнате как следует рассмотрит венчальное платье матери. Заперев дверь, она поставила коробку на пол и осторожно открыла крышку.

Лия присела на пятки и почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Бабуля оказалась права. Никогда в жизни Лии не доводилось видеть столь необычного платья. Мама была учительницей, преподававшей историю средних веков, и платье было доказательством ее увлечения своей профессией — даже прозрачная, как туман на заре, фата и серебряный обруч, которым она крепилась к прическе, напоминали старинные гравюры. Это был прекрасный и романтичный наряд, надеть который, должно быть, мечтает в день свадьбы каждая молодая женщина.

И тотчас же Лия возненавидела это платье — столь сильно, что у нее задрожали руки.

Такое платье обещало наслаждение и счастье и едва ли подходило для заключения обычной деловой сделки, в которую суждено превратиться ее браку. Платье как будто говорило, что вся жизнь пройдет с улыбкой, в любви и согласии, тогда как от своего поддельного брака Лия ждала лишь ссор и споров. Кроме того, платье предсказывало вечную, страстную любовь, любовь до гроба, тогда как от своего будущего мужа Лия ждала лишь боли и страданий. Ей страстно хотелось, чтобы ее будущее стало именно таким, как обещало это волшебное платье, но она сознавала, что все это — только пустые мечты.

Этот брак должен стать актом мести, и сама она отныне лишь пешка в игре, которую затеял Хантер. Таким образом он просто пытается свести с ней счеты, отомстить за то, что когда-то ее отец так жестоко обошелся с ним. Еще немного — и Хантер вступит в замок своего поверженного врага, и сама Лия сдастся на милость победителя. Долго ли она продержится, прежде чем Хантер завладеет и ею? Сколько времени пройдет до той минуты, когда он сможет не только командовать на ранчо, но и повелевать ее сердцем и душой?

Скоро ли ему удастся отомстить ей?

Осторожно прикасаясь к старому картону, Лия накрыла коробку крышкой. Нет, она не может надеть мамино подвенечное платье. Этого нельзя делать. Это будет… кощунство, святотатство. Ей надо съездить в город и подыскать себе подходящий костюм цвета слоновой кости, в котором будет так легко думать о современных браках и молниеносных разводах. А вместо прозрачной фаты она купит себе небольшую шляпку смелого фасона, и никому тогда и в голову не придет назвать ее брак «романтичным».

Не давая себе времени передумать, Лия затолкала коробку под кровать. Затем, выбежав на улицу, свистнула, подзывая Фантазера, неожиданно почувствовав, что ей необходимо ощутить состояние необъезженной лошади — ощутить свободу вести себя так, как хочется только ей, и никому больше. Однако Фантазер не явился на ее зов. В эту минуту Лии показалось, что еще никогда в жизни она не чувствовала себя более одинокой.

— Как это, что ты такое говоришь? Почему я не могу надеть костюм? — решительно возразила Лия, обращаясь к Инес. — Почему? Где костюм?

— Arrunina, seсorita, lo siento [6].

— Испорчен? Каким образом?

— Это все утюг — я прожгла дыру в вашем наряде!

— Да ведь костюм не надо было гладить!

Похоже, экономка готова была расплакаться.

— Простите! Мне просто хотелось, чтобы в этот день, такой особенный для вас, все вышло как можно лучше. Я так волнуюсь, что… — Она принялась ломать руки. — Простите меня!

— Все в порядке, Инес, — со вздохом ответила ей Лия. — Но ведь меньше чем через час я выхожу замуж. Что же мне теперь надевать? Я же не могу пойти вот так, — она указала на шелковое с кружевами белье, видневшееся под халатом.

— Seсora Роуз, она предлагает вам надеть платье вашей madre. Es perfecto, si? [7]

Лия прикрыла глаза, неожиданно догадавшись, что произошло на самом деле. Ей вдруг стал ясен дьявольски хитрый план проницательной бабули, которая до этого момента почему-то ни во что не вмешивалась. Ах, старая упрямица… Не успела Лия собраться с духом, чтобы вытащить из платяного шкафа первое же платье, какое попадется под руку, как Инес уже разложила на кровати мамино подвенечное платье. Украшенный множеством легких, как лебединый пух, оборок, серебристо-белый шелк переливался на покрывале, словно водопад сверкающих брызг волшебного потока.

В ту же секунду Лия потеряла голову. Она дотронулась до облегающего лифа — он немного походил на корсаж, расшитый крошечными серебряными бусинками, узор которых напоминал пчелиные соты, и блестящими серебристыми нитями. Ей показалось, что тонкая, как осенняя паутинка, вуаль, должно быть, соткана каким-то чародеем. Это было необыкновенное платье. И, помимо всего прочего, это мамино платье.

Понимая, что все споры бесполезны, Лия позволила экономке надеть на себя платье. Он сидело, словно было сшито на заказ, но Лия этому нисколько не удивилась. Длинные узкие рукава с буфами были расшиты так же, как и лиф, а пышные складки юбки ниспадали почти до самого ковра.

— Пояс, seсorita, — сказала Инес.

Экономка взяла с кровати серебряную цепочку и дважды обвила ею талию Лии, застегнув спереди украшенную жемчугом пряжку. Концы цепи, к которой были прикреплены две крошечные фигурки единорогов, покачивались у колен, и серебряные безделушки позванивали, словно маленькие куранты, при каждом ее движении.

— Символ чистоты, — пробормотала экономка, притрагиваясь к фигуркам.

— Едва ли это к месту, — сухо откликнулась Лия. — Интересно, может быть, у нас еще есть время заменить их чем-нибудь?

— Вы чисты сердцем — а это самое главное, — упрямо ответила ей Инес. — Теперь я причешу вас. Или, может быть, вы распустите волосы?

— Я думала, может, стоит их заплести.

— О, нет seсorita. А что, если не так и не так? — Не дожидаясь ответа Лии, Инес быстро заплела две тонкие косички по обе стороны лица девушки, вплетая в каждую по серебряной нити. Стянув косички на затылке, экономка уложила их затейливым узлом.