— Может, — согласился Мартинес, но тут же добавил: — Он наградил этого кадета, Сулу… но ничего не было сказано о том, чтобы наградить меня.

Маринованная рыба угрюмо колыхалась на тарелке. Мартинес допил свой кофе, и Алихан опять наполнил его чашку.

— Люди вами интересуются, — сообщил он. — Так вот.

— Я думаю, ничего плохого в этом нет. Но для корпуса это не играет особой роли.

— Но эти люди могут быть, как бы это сказать… полезны для вас.

Что-то в голосе Алихана заставило Мартинеса выпрямиться.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Ну, — начал Алихан, — я припоминаю лейтенанта со старой «Славы», его звали Саласар. У них возникли проблемы с ракетной пусковой установкой во время учений — ракета перегрелась в стволе, от нее шло сильное гамма-излучение, она вот-вот могла взорваться… Саласар был командующим офицером, он принял на себя ответственность и удалил ракету из ствола — а это были старые пусковые установки семнадцатого калибра, господин, очень капризные и ненадежные, если их не вылизывать каждый день, а там этого не делали. И что же, следовательская комиссия рассмотрела это дело, и двух офицеров рангом выше Саласара разжаловали, а старшего оружейника и еще двух простых оружейников первого класса понизили в чине.

— Значит, дело было серьезное, — отозвался Мартинес. По его сведениям, оружейников довольно часто понижали в чине, но если они разжаловали двух пэров, вместо того чтобы просто назначить их на какую-нибудь незначительную должность, то можно быть уверенным, что они и вправду серьезно провинились.

— Из-за этого сорвались большие флотские учения, — объяснил Алихан. — Госпожа командующая Фанагия — старейшая в клане того Фанагии, который командовал эскадрой наксидов на Магарии, — была подвергнута позорному наказанию прямо перед старшим командующим флотом Эль-каем. И кроме того, мы же могли потерять «Славу». Уже было установлено, что в гибели «Поиска» повинна установка семнадцатого калибра, и предупреждения о ее ненадежности были разосланы по всему флоту.

— Понятно, — отозвался Мартинес. — И как это сказалось на Саласаре?

— Ну, его наградили, конечно, — герой дня и все такое. Он стал очень известен. Но я хотел рассказать о том, что он сделал со своей известностью.

Мартинес позабыл про завтрак.

— И что же он сделал? — спросил он.

— У него взяли интервью. И в этом интервью он обратил внимание на дисциплину во флоте, возросшую под командованием Фанагии, на выдающиеся достоинства своих начальников, упомянул о высокой квалификации инструкторов, учивших его обращаться с ракетными установками.

— Никого не забыл, — проворчал Мартинес.

— Он исхитрился представить дело так, что вместо позора для флота оно обернулось прославлением всего корпуса. Фанагия распорядилась присвоить ему капитан-лейтенанта, хотя он всего девять месяцев как был представлен к званию лейтенанта.

Мартинес решил, что совет Алихана стоит обдумать. Он многозначительно подмигнул Алихану.

— А что стало с Саласаром? Я никогда не слышал этого имени.

— Он умер, господин, умер через несколько месяцев. Получил слишком сильную дозу гамма-излучения.

По крайней мере, в этом Мартинесу повезло больше — под облучение он не попадал.

— Я не могу говорить с репортерами, не посоветовавшись с господином командующим, — отозвался Мартинес.

— Да, я бы советовал вам попросить у него разрешения на это, господин, — согласился Алихан.

— Но черт бы побрал Абаша! — решительно заключил Мартинес. — Это он во всем виноват.

Алихан воздержался от комментариев.

Мартинес снова обратился к завтраку. Если вдуматься, он был вполне ничего себе.

* * *

Эндерби разрешил Мартинесу общаться с репортерами, рассчитывая отчасти на то, что цензоры флота всегда успеют вырезать лишнее. Мартинес решил воспользоваться разрешением, когда командующего вызвали на собрание, а никаких дел, кроме контроля текущих сообщений, у него не было.

Мартинес поговорил с несколькими репортерами, пользуясь переговорным устройством в офисе Эндерби. Он сообщил им, что организовывал спасательную операцию, вдохновляемый примером командующего флотом Эндерби и других своих начальников. Эндерби следит за тем, чтобы флот метрополии был дисциплинирован и выучен, чтобы все было на высоте. Именно Эндерби можно сказать спасибо за то, что флот метрополии готов к любым неожиданностям.

— Мы должны благословлять праксис за то, что сферы компетенции у нас четко очерчены, — говорил он. — Я выполняю свою работу и ответственен перед господином командующим, а другие делают свое дело, отвечая за него передо мной. Когда я берусь за задание, я помню, что оно поручено мне господином командующим, и делаю все от меня зависящее, чтобы оправдать его доверие.

Репортеры слушали его и почтительно что-то записывали — хотя бы для того, чтобы предъявить записки цензорам. Они задавали вопросы про жизнь Мартинеса, про его семью. Но не меньше их интересовали и кадет Кэролайн Сула, и судьба собаки Апельсина. Они хотели знать, нельзя ли взять интервью у кадета Сулы.

— Я уточню этот вопрос, — ответил Мартинес. — Но я должен напомнить вам, что она все еще далеко отсюда. Едва ли у вас получится бойко побеседовать с человеком, до которого ваши вопросы идут целых полчаса да и ответы возвращаются не быстрее.

Он сообщил репортерам о Суле столько, сколько считал уместным, ни словом не обмолвившись о злосчастной судьбе ее родителей. Он передал им ее портрет, не сомневаясь, что он подогреет их интерес к ней — и едва ли дело ограничится чистым интересом.

А поглядев на портрет, на это чудное лицо, он и сам начал думать о кадете Суле. Она была там одна, на маленьком суденышке, на которое даже письма добираются чуть ли не с часовым опозданием. Одна, в обществе трупа…

О чем она думает сейчас, гадал он. Судя по ее последнему сообщению, где она выглядела такой утомленной и странно постаревшей, можно было предположить, что ей сейчас не слишком сладко.

Если она и думает сейчас о чем-то, рассудил он, то может быть, думает и о том, кого зовут Гарет Мартинес. Стоит послать ей сообщение.

Он потянулся к переговорному устройству.

Сула лежала в темной рубке и боялась уснуть. Она выполнила задание: успешно восстановила картину катастрофы, произошедшей на яхте, без проблем возвратилась на свой катер и отправила в диспетчерское управление короткий доклад об увиденном. Отцепив яхту, она удобно развернула катер, снова взяла «Черного Скакуна» на буксир и наконец запустила главный двигатель.

«Черный Скакун», потерявший управление, с погибшей командой, прицеплен к флотскому судну. Значит, он стал трофеем, собственностью флота. Ее дело — доставить его на Заншаа, где яхту, может быть, продадут, а скорее всего — отдадут какому-нибудь высокопоставленному флотскому командиру.