— Ладно, хватит об этом на сегодня, — решила я. — Давайте, поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите лучше о вашем новорожденном внуке. Думаю, он — это нечто особенное.

— Так и есть. — Похоже, Лонго был рад сменить тему не меньше меня.

Подали обед, и детектив принялся рассказывать о своей семьей.

— Марк твой ровесник. Он адвокат. Женился на девушке из Колорадо и сейчас работает там в одной фирме. Ему нравится. Я ушел в отставку два года назад, а прошлой зимой у меня случился сердечный приступ. Теперь самые холодные месяцы мы проводим во Флориде. Подумываем, не продать ли нам коттедж здесь и не прикупить ли домишко где-нибудь в Денвере, чтобы почаще видеть детей, но не сидеть у них на шее.

— Мы с матерью прожили в Денвере около года.

— Ты довольно долго живешь в Атланте, Элли. Она стала для тебя домом?

— Атланта — большой город. У меня там много хороших друзей. Мне нравится моя работа. Правда, если нашу газету все-таки продадут — есть такие разговоры, — не факт, что я там останусь. Может, когда-нибудь мне наконец захочется пустить корни и остановиться на одном месте. Но пока что нет. Мне все время кажется, что у меня есть какое-то незаконченное дело. Вы когда-нибудь в детстве сбегали в кино, не доделав домашнюю работу?

— Бывало.

— А вы получали удовольствие от фильма?

— Давно это было, но, думаю, нет.

— Вот и мне нужно доделать домашнее задание, чтобы фильм мне понравился, — пояснила я.

Уезжая, я выключила свет, поэтому, когда мы вернулись к миссис Хилмер, здание гаража выглядело мрачным и покинутым. Несмотря на мои протесты, Маркус проводил меня до двери. Он подождал, пока я найду ключ, открою дверь и войду внутрь, а потом строго сказал мне:

— Закрывай дверь на два оборота.

— Это так необходимо? — недоуменно спросила я.

— Элли, цитируя тебя же: «Берегитесь! Вы выпускаете убийцу».

— Верно.

— Тогда послушай хотя бы сама себя. Я не прошу тебя оставить Вестерфилда в покое, я лишь хочу, чтобы ты соблюдала осторожность.

Я вернулась домой как раз к десятичасовому выпуску новостей. Одним из главных сообщений было то, что Роба Вестерфилда выпускают утром из тюрьмы и что днем он даст интервью журналистам в доме своей семьи в Оддхэме.

Ни за что на свете не пропущу это событие, подумала я.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Я дремала и снова просыпалась, зная, что с каждым щелчком часовой стрелки приближается миг, когда Роб Вестерфилд выйдет на свободу.

Я не могла заставить себя не думать о нем и о том событии, из-за которого Роб на двадцать два года отправился за решетку. Чем ближе он был к свободе, тем живее вставали передо мной мать и Андреа. Если бы только... Если бы только... Если бы...

Хватит, кричала часть меня. Иди дальше, оставь все это в прошлом. Я знала, во что превращаю свою жизнь, знала и не хотела этого.

Часа в два ночи я встала, заварила чашку какао и уселась его пить возле окна.

Лес, отделявший наш дом от поместья старой Вестерфилд, протянулся и мимо владений миссис Хилмер. Там он стоит и по сей день, служа надежной защитой ее спокойствия. Я подумала, что могла бы сейчас пробраться через лес, как тем вечером Андреа, и выйти на другую сторону, к гаражу-"убежищу".

Теперь несколько акров земли вокруг дома Вестерфилдов отделял высокий забор, а на территории наверняка установили сигнализацию, извещавшую хозяйку о любом постороннем — пусть даже пятнадцатилетней девочке. Да и в девяносто два, как правило, люди много не спят. Любопытно, бодрствовала ли сейчас миссис Вестерфилд, с нетерпением ожидая, когда ее родная кровиночка выйдет на свободу, и вздрагивая в преддверии всей будущей шумихи? Бабушка Роба жаждала отбелить и спасти честь семьи, не меньше чем я стремилась не дать затоптать в грязь Пола Штройбела и доброе имя Андреа.

Андреа была невинной влюбленной девушкой, чья страсть к Робу Вестерфилду быстро обернулась страхом. Именно этот страх и вынудил ее сбежать тем вечером в «убежище». Она боялась не встретиться с Робом, когда он приказал ей прийти.

Чем больше я думала в эти предрассветные часы, тем яснее понимала, что где-то в глубине подсознания я всегда знала, что сестра боится Роба, и, в свою очередь, опасалась за нее. Я снова увидела Андреа в тот самый вечер и вспомнила, как, скрывая слезы, она застегивала на шее медальон.

Она не хотела встречаться с ним, но ее приперли к стенке. В моем списке появилось еще одно «если бы только»: если бы только Андреа пошла к родителям и призналась им, что встречается с Робом. В этот момент мы поменялись ролями, и я почувствовала себя старшей сестрой.

Я снова легла в кровать и, то засыпая, то просыпаясь, провалялась до семи утра. К тому времени как по телевизору показали отъезд Роба из тюрьмы Синг-Синг на ожидавшем его у выхода лимузине, я уже сидела перед экраном. Репортер телеканала, который я смотрела, сделал акцент на том, что Вестерфилд всегда отрицал свою вину в этом преступлении.

В полдень я снова включила телевизор, чтобы не пропустить явление Робсона миру.

Он давал интервью в библиотеке родового поместья Вестерфилдов в Олдхэме.

Диван, на котором сидел Роб, стоял перед стеллажом с книгами в кожаных переплетах, которые, как я понимала, должны подчеркнуть ум и образованность Вестерфилда-младшего. На нем был желтовато-коричневый кашемировый пиджак, рубашка-поло с открытым воротом, темные брюки и мягкие кожаные туфли. Роба и раньше считали симпатичным, а с годами его красота стала более зрелой. Ему достались аристократические черты отца, которые больше не портила презрительная усмешка, проскальзывавшая на всех ранних фотографиях — Роб научился ее скрывать. В корнях его темных волос кое-где уже проглядывала седина. Роб сидел, сложив руки перед собой и слегка наклонившись вперед. Его поза выражала расслабленное спокойствие и внимание.

— Отличные декорации, — прокомментировала я вслух. — Не хватает только лежащей в ногах собаки.

Глядя на Роба, я ощутила прилив злости.

Интервью брала Коринн Сомерс, ведущая «Невыдуманных историй», популярной телепередачи, идущей сразу по нескольким телеканалам вечером в пятницу. Коринн начала с небольшого вступления:

— Только что вышедший на свободу после двадцати двух лет тюрьмы... который всегда заявлял о своей невиновности... будет пытаться отстоять свое доброе имя...

Давай дальше, подумала я.

— Роб Вестерфилд, вопрос, конечно, банален, но каково чувствовать себя свободным человеком?

На его губах играла теплая улыбка. Темные глаза под красиво очерченными бровями буквально светились от удовольствия и радости.

— Невероятно, чудесно. Я уже слишком взрослый, чтобы плакать, но я с трудом сдерживаю слезы. Хожу по дому и радуюсь. Это так здорово, когда ты можешь делать самые обыкновенные вещи. Например, пойти на кухню и налить вторую чашку кофе.