Отметим, что и в «Ленкоме» он достаточно успешно исполнял роли разнохарактерные. В восьмидесятых на его счету было шесть новых ролей: четыре роли в «Юноне и Авось» (1981) А. Рыбникова, анархист-сифилитик Сиплый в «Оптимистической трагедии» (1983) В. Вишневского, роль в «Дорогой Памеле» (1984), Верховенский в «Диктатуре совести» (1986) М. Шатрова, Лаэрт в «Гамлете» (1986) В. Шескпира (это была постановка Глеба Панфилова, в то время как первую постановку, в 1977 году, осуществил Андрей Тарковский), Менахем-Мендл в «Поминальной молитве» (1989) Г. Горина.

Самыми заметными среди этих ролей оказались две: в «Поминальной молитве» и «Оптимистической трагедии». Причем если в первом он сыграл доброго и чудаковатого еврея, то во втором – душегуба-анархиста Сиплого. По словам М. Захарова:

«Какое-то время Абдулов оставался просто милым-обаятельным-красивым, пока дело не дошло до постановки „Оптимистической трагедии“. И вот тут-то мы впервые по-настоящему разглядели артиста Абдулова: эту новую, невиданную энергетику, он наносил поистине гипнотические удары по зрителям, овладевая залом! И с этих пор эта энергия сопровождала его буквально в каждой роли…»

Что касается актерского диапазона Ирины Алферовой, то она и в театре, и в кино в основном играла положительных героинь. Так, в фильме «Пароль знали двое» ей досталась роль дочери графа, которая вышла замуж за чекиста и перешла на сторону Революции. А в фильме «И повторится все» она перевоплотилась в женщину, в которую влюбляется главный герой, а она оказывается его… сестрой.

И только в картине «Высший класс» ей досталась роль некой милашки Верочки (потом она станет Верой Павловной), которая приезжает в Москву, чтобы когда-нибудь стать звездой. Провалившись на экзаменах, она решает не возвращаться домой. Случай сводит ее с Сергеем Сергеевичем – «нужным» человеком из мафии, поставляющей девочек за границу. Впрочем, такого рода кино в позднем СССР стало доминирующим, и многим актерам и актрисам, до этого исполнявшим роли положительных персонажей, пришлось переквалифицироваться на диаметрально противоположное.

В 1988 году Абдулов и Алферова отметили десять лет супружеской жизни. Если учитывать их актерскую профессию, которая предполагает частые отлучки супругов из дома (особенно часто уезжал Абдулов, который именно в эти десять лет был одним из самых востребованных актеров советского кино), то эту цифру можно смело поделить на два, или где-то около этого. В итоге получится, что супруги прожили бок обок чуть больше пяти-шести лет, а остальное время находились в разлуке. Хотя семейные психологи отмечают, что частые разлуки только укрепляют брак, однако в случае с Абдуловым и Алферовой эта аксиома сыграет скорее отрицательную роль, чем положительную. Но это случится чуть позже, о чем мы обязательно еще расскажем. А пока, после десятилетнего брака, звездная чета Абдулов – Алферова по-прежнему кажется большинству их поклонников не только самой красивой парой, но и самой крепкой. Много позже о своем отношении к мужу Алферова поведает следующее:

«В быту Саша был замечательным, он не боялся никакой работы, за все хватался, все умел, все делал. Не делился: ты это делаешь, я то сделаю… Если попросишь, тут же делает. Готовить умел тоже. Но он был совершенно равнодушен ко всему этому. Когда мы были вместе, по его виду все узнавали, что я не в Москве. Что ему попадалось под руку, то он на себя и надевал. Все говорили, так, свитер помятый, брюки, понятно, значит, Ира уехала. С годами ему помогли одеться. А в наше время, когда мы были молоды, денег не было, мы зарабатывали одинаково, деньги небольшие, поэтому не до одежды было. Он все время существовал в творческом, созидательном состоянии. Он все тащил в дом, все время придумывал какие-то коллажи, интересные композиции, то собирал иконы, то картины. Он на это не жалел сил…

Ирина Алферова и Александр Абдулов с дочерью Ксенией

Саша был очень щедрый… Едем на гастроли, садимся в „Красную стрелу“, и тут же все бутерброды с икрой – к нему в купе, все к нему. Я говорю, Саш, я не могу, я устала. Ира, нет, всем собраться! И все у него, сидим, говорим, хохочем… А если мы ехали без него, а он самолетом, например, летел, ничего не было, все разбредались, и смысла не было собираться. Этим надо владеть. К нему тянулись люди, он их опекал, оберегал. Например, в аэропорту „Внуково“ стоит, мы все собрались в буфете. Он сразу: „Так, что мы просто так стоим? Берем это, это, это, это“. Я стою чуть дальше, ближе к нему много молодых актрис. Чтобы они платили за себя сами – это исключено. Он просто обижался. Думаю, у него никогда не было денег, потому что он с ними так расставался. Если ему кто-то жаловался, что-то просил, он тут же конкретно помогал…

Он был замечательный отец. Он мог становиться ребенком и потрясающе существовал с дочкой. Очень любил Ксюшу до последнего, насколько мог. Когда она была маленькая, он для нее делал все. Мы на гастроли в Америку поехали (в середине восьмидесятых. – Ф. Р.), Саша тут же: „Ксюша поедет с нами“. – „Как Ксюша с нами, зачем?“ – „Это интересно, она поедет“. – „А школа?“ – „Школа подождет“. Я ее не пускала, тоже хотела отдохнуть, ребенок все-таки, нагрузка. „Нет, нет, Ксюша с нами“. Он ее очень любил, какие праздники для нее делал! За одну ночь мог перекрасить комнату, сделать из нее дворец или зоопарк…

Все актеры, видевшие Сашу, все настоящие режиссеры, существующие сейчас на орбите, – все мечтали с ним работать. Это редкостный вариант актера. Эта энергетика, которой он владел, самоотдача – начиная с юности. Я миллион раз убеждалась: предположим, пауза, затемнение, его не видно. А он все равно на сцене, он существует, он отдает, отдает, отдает, весь спектакль он отдает. Ни один актер на моей памяти этого не делал. Никто так не отдавал свою энергетику, свои нервы, свой настрой. Только Саша. По кино о нем нельзя судить. Для него театр был всем. Он забывал о доме, о женщинах, о друзьях, о своих делах – если его звали в театр на репетицию, давали ему роль, он бежал туда и ни о чем не думал. О том, что у него сейчас роль в кино, что у него нет сил, что его не хватит на это, он не думал. Все в театр. Я ни с кем его сравнить не могу. Это идеальный партнер. При нем на сцене можно ничего не делать. Актрисы, работавшие с ним, были счастливы, потому что он еще умел делиться этой энергетикой. При трудных сценах он как-то так делал, что у тебя все получалось. Он зажигал, он отдавал…

Я все ищу образ, который его передаст. Он был костер. Он родился, его зажгли, и он горел. А вокруг него все грелись…»

Напомним, что все это будет сказано уже много лет спустя, после смерти Абдулова. А тогда, в конце восьмидесятых, когда супруги отмечали десятилетие своего брака, той же Алферовой греться возле собственного мужа получалось далеко не всегда. А в иные дни от него веяло таким холодом, что ей становилось страшно. Абдулов действительно был щедрым на дружбу и любовь человеком, однако эти щедрость и любовь чаще всего распространялись на других людей, а не на его жену. Последняя как раз щедрости и любви часто недополучала. В том же интервью она в этом смысле проговорится, сказав следующее: