Обведенный вокруг пальца, он еще более укрепился в решимости создать революционную мультипликацию. Место коварно отобранного «кролика Освальда» занял мышонок Микки-Маус. И снова Дисней прогорел, и опять из-за негодяя-партнера, который пошел на предательство. Потери крупных сумм и лучших работников привели к нервным расстройствам, но ничуть не умерили пыла создателя новых образов. Безудержные эйфории сменялись тяжелыми депрессиями, но в итоге, сцепив зубы, он всякий раз продолжал неравную борьбу со всем миром. Были новые чудесные мультфильмы, было признание, «Оскары» и снова кризисы с удручающими разорениями. Работая над полнометражным мультипликационным фильмом «Белоснежка и семь гномов», Дисней довел идею до воли абсолюта: он ночевал в студии, отбросил всякое общение, отставил на задний план даже семью, сумел выбить из банка пять миллионов долларов. Зато выход фильма приковал к фигуре мультипликатора внимание всего мира. Как написал Джин Ландрам, «выход «Белоснежки» на экраны ознаменовал начало «золотого века» Диснея». Крупнейшие кризисы, которые ставили его дело на грань исчезновения, а бизнес сводили к нулю, подрывали его нервы и здоровье, оставляя неизменным и невозмутимым дух. Как бессмертный кибергерой, Дисней всякий раз выпрямлялся во весь рост, чтобы отпраздновать новую, еще более шумную победу. Он так и не постиг тайн практичности, хотя Диснейленд принес ему спокойствие и вечную славу. Но своими взлетами и падениями Уолт Дисней создал памятник самому великому качеству – неиссякаемой воле. Которая, среди прочего, способна вести за собой и творческую фантазию, и небывалую продуктивность.

Можно привести множество примечательных фактов, когда воля утверждала идею, а цепь попыток выводила новое имя в пантеоне славы нашей противоречивой, но все же благодарной цивилизации. Карл Маркс оставил после себя 55 томов произведений, Вольтер произвел на свет 100 томов, «веймарское» издание произведений Гёте составляет 143 тома. Джеку Лондону 644 раза на протяжении пяти лет возвращались рассказы, не принятые редакциями. Причем такие шедевры, как «Любовь к жизни» и «Белое безмолвие», возвращались трижды. Огюст Роден 50 лет боролся за признание. Лев Толстой семь раз переписывал «Войну и мир». Альберт Швейцер на протяжении нескольких десятилетий спал по три-четыре часа в сутки, чередуя тяжелый труд врача в больнице с написанием книг. Айвазовский создал в течение жизни более 5 тысяч картин, Пикассо оставил после себя 20 тысяч картин, Ван Тог писал картины до полного изнеможения, до обмороков. Никола Тесла утверждал, что спит по два часа в сутки, а все остальное время занимается изобретательством. Томас Эдисон уверял, что работает ежедневно по 18 часов в сутки. Брюс Ли занимался совершенствованием собственной боевой системы по четыре – шесть часов в день непрерывных физических упражнений, добившись немыслимой концентрации энергии и скорости движения человеческого тела.

О Дмитрии Менделееве сообщали, что он написал учебник по органической химии всего за три месяца; появление этой книги сделало его известным в академических кругах. Этот ученый в течение всей жизни проявлял фантастическую волю, напряжение которой позволяло ему вести одновременно несколько видов исследований и работ. Так, в одно время (в тридцатилетнем возрасте) он работал над «Технической энциклопедией», читал лекции в трех институтах, писал статью о производстве стекла и готовил докторскую диссертацию. Такой борьбой сразу на нескольких фронтах откровенно восхищались и коллеги, и соперники на научном поприще. Как и многие другие великие труженики, русский ученый работал до самого последнего дня, а завершил свою героическую миссию, не дожив семи дней до семидесяти трех лет.

Поистине невероятную волю демонстрировал Фридрих Ницше. Одолеваемый бесчисленными болезнями, философ работал за письменным столом по десять часов в сутки. При этом чудовищные головные боли раскалывали его на части, заставляя то и дело терять нить выстроенных философских рассуждений, его одолевали желудочные спазмы с кровавой рвотой, лихорадки, геморрой, запоры, ознобы и, как пишет Стефан Цвейг, «на три четверти слепые глаза», которые опухали и начинали слезиться при малейшем напряжении. Похожую волю демонстрировал Николай Гоголь. Десять лет подряд он скрупулезно и непрерывно работал над вторым томом «Мертвых душ», пребывая то в состоянии дикой, нечеловеческой одержимости, то впадая в бессилие депрессии. А Альберт Эйнштейн был настолько сфокусирован на своих размышлениях, что во время оформления теории относительности испытывал болезненные галлюцинации. Многих удивлял Федор Достоевский, который писал по ночам, поддерживая себя холодным чаем до 5–6 часов утра. А то мог во время гуляния исчезнуть и, оставив гостей, забыв о них, переключиться на сосредоточенную работу над своим романом.

Любопытные замечания высказаны биографами в отношении одержимости Александра Дюма, которого ни один из серьезных исследователей не решился бы назвать знатоком истории. Его успехи как писателя зиждились на бесподобной силе воли, включавшейся всякий раз, когда он на целые ночи впадал в лихорадку беспрерывного творчества. Говорили, что отсутствие знаний у Дюма компенсировалось актами этой почти безупречной воли, помноженной на развитое диковинное воображение. «Дюма обладал безудержным воображением. Это воображение обострялось и усиливалось его невежеством: ведь он ничего не знал ни о мировой литературе, ни об истории Франции», – уверен Пьетро, один из его биографов.

Побеждают те, чьи сосредоточенные волевые усилия позволяют не отклоняться от цели под воздействием обстоятельств. Высшая способность – обладать силой магнитной стрелки компаса, о которой твердил Джек Лондон. Сам он, независимо от вдохновения, неустанно выполнял ежедневную писательскую норму. И даже тогда, когда работа не спорилась, просто просиживал за письменным столом, вызывая силой мысли состояние творческой активности, искусственно вводя себя в ритм непрерывного действия. Это высший уровень включения воли, когда мысль о необходимости ежедневно совершать то, что приближает к цели, о реализации уникальной идеи становится доминирующей, постоянно присутствующей. Именно так, ежедневными, в чем-то привычными, усилиями, порой незаметными не слишком внимательному глазу, создаются миссии. Для этого часто приходится быть отрицательным, жестким и неугодным для окружающего мира человеком. Но это уже – цена за успех.

Джек Лондон оставил после себя громадный объем цитат, и, если их собрать, какпазлы, то сложится универсальная картина успеха. Вот что он сказал о воле: «Упорная воля может сделать все. Такой вещи, как вдохновение, не существует вовсе, а талант – это очень мало. Усидчивость дает то, что мы принимаем за вдохновение, и, конечно, она делает возможным развитие того первоначального зародыша таланта, который, может быть, и имеется. Упорство – чудеснейшая вещь, оно может сдвинуть такие горы, о которых вера не смеет и мечтать. Действительно, упорство должно быть отцом всякой уверенности в себе».

Можно по-разному относиться к писателю Александру Солженицыну, можно верить и не верить его творчеству, оглядываться на презрение к нему насквозь пропитанного лагерем Варлама Шаламова, вспоминать его сотрудничество с органами советской безопасности. Но при всем при этом невозможно не восхищаться его животной цепкостью, какой-то звериной волей и неисчерпаемым упорством, его исключительной заряженностью на собственную миссию. Спорадические и нешаблонные воспоминания о нем известной оперной певицы Галины Вишневской дают основательное представление о его колоссальной воле: «Вначале мы пытались зазывать его к нам, просто поесть в семейной обстановке, и иногда он приходил – весь как натянутая струна; чувствовалось, как внутри него лихорадочно бьется, пульсирует напряженная мысль, не отпуская его ни на минуту, не давая расслабиться». Она вспоминает воинственную тираду писателя, навсегда врезавшуюся в память: