название «гроб», или уже по прибытии на станцию Березовка сгореть на костре вместе с трупами своих собратьев…

Последний конвой на Березовку ушел 12 февраля 1942 года, и председатель Центральной комиссии по эвакуации евреев полковник Матеи Вильческу сообщил в Бухарест, что депортация евреев Одессы практически закончена.

ИЗ РАПОРТА ЦЕНТРАЛЬНОЙ КОМИССИИ

ПО ЭВАКУАЦИИ ЕВРЕЕВ

Одесса, 17 февраля 1942 г.

В течение месяца, с 12 января по 12 февраля 1942 года, депортировано из Одессы в Березовку 31 114 жидов.

Умерло в гетто 564.

На сегодняшний день в гетто содержится 1423 жида, представляющих «особый случай». Среди них: калек – 98; душевно больных – 143; беспризорных детей – 478; беременных женщин – 10; рожениц – 36; жидов, пойманных в последние дни в городе, – 76.

В гетто нет больше подлежащих депортации.

Продолжается охота за жидами в городе.

Председатель комиссии, полковник Матеи Вильческу.

Этот рапорт, естественно, обрадовал Антонеску – он это сделал, совершил, «очистил» этот жидовский город!

И, зная, как прореагирует на это сообщение Гитлер, не замедлил похвастаться.

Гитлер отреагировал соответственно – пригласил коллегу в «Волчье логово» и даже послал за ним свой «Condor» и своего личного пилота оберфюрера СС Баура.

Антонеску прилетел в Ставку Гитлера 20 февраля 1942-го едва живой.

Ганс Баур в своих воспоминаниях забавно рассказывает о том, как «миниатюрный» Антонеску дрожал от холода в кабине самолета, и члены экипажа вынуждены были укутать его с ног до головы десятком одеял так, что «наружу торчал только нос»[9].

Но игра, как видно, стоила свеч. Гитлер «оценил» героические усилия «Красной Собаки» и вручил ему Золотой Большой Крест.

Этот орден был учрежден 1 мая 1937-го специально для иностранцев.

По уставу, им могли быть награждены лишь 16 человек, и первым его кавалером в июле того же года стал Томас Дж. Уотсон – глава IBM, снабдившей нацистов своей уникальной вычислительной техникой и давшей им возможность «оптимизировать» процесс уничтожения евреев Европы[10].

Теперь этот красавец-орден, повторяющий форму Мальтийского Креста, будет украшать грудь Антонеску.

Кстати, это уже не первый орден, полученный им от фюрера. Как вы, наверное, помните, в августе 1941-го в Бердичеве он получил высший воинский орден – Рыцарский крест Железного Креста.

А теперь внимание!

За что получал Антонеску награды от Гитлера?

За доблесть? За победы в боях?

Отнюдь нет.

«Красная Собака» получал ордена… за убийства!

Тирасполь, крупнейший город Транснистрии, был захвачен румынами 10 августа 1941-го. Но еще до этой военной победы, 6 августа, Антонеску, успевший залить еврейской кровью всю Бессарабию, получает Рыцарский крест.

Румынская армия вошла в Одессу 16 октября 1941-го.

И что же? Гитлер как-то отметил эту «великую победу»?

Ну да – послал поздравление!

Зато он наградил Антонеску Золотым Большим Крестом 20 февраля 1942-го – сразу же после того, как закончилась депортация евреев из одесского гетто, сразу же после того, как тот доложил ему о полной «очистке» Одессы от евреев.

Последний конвой ушел в Березовку 12 февраля 1942 года.

На сей раз он был небольшим – 448 человек, и состоял, в основном, из членов Еврейского комитета, функционировавшего когда-то на Ольгиевской, 18.

Как вспоминает Иосиф Каплер, румынский прокурор, который якобы курировал комитет, решил, видимо, «отработать» полученные пододеяльники и кухонную посуду и еще в декабре 1941-го предупредил «подшефных» о намечающемся угоне в гетто. Это дало возможность председателю комитета выехать на Слободку до появления приказа № 7 и занять помещение суконной фабрики.

Здесь, как пишет Каплер, с 10 января 1942-го комитет продолжил свою работу.

В чем заключалась эта «работа», трудно сказать. Известно только, что усилиями комитета в помещении бывшей туберкулезной больницы был организован еврейский госпиталь. Главным врачом его стал любимый всеми нами, детьми Одессы, доктор Петрушкин. Мы хорошо помним этого добрейшего усача, помним его огромные золотые часы на цепочке и кожаный чемоданчик, из которого он, как фокусник, доставал то трубочку, то ложечку, то кругленькое зеркальце с дырочкой посередине. И даже сегодня, когда наши внуки пьют микстуру от кашля, мы ощущаем запах детства и называем эту микстуру «Каплями дедушки Петрушкина».

Весь персонал госпиталя, включая главврача, работал на добровольных началах, не получая никакого вознаграждения. И даже более того: каждый, желавший работать в госпитале, обязан был за это «платить», иными словами, вносить в кассу Еврейского комитета определенную сумму золотом или другими ценностями.

Врачи, даже самые высокопрофессиональные, такие как, например, профессор Срибнер, не имевшие возможности «заплатить», к работе не допускались.

Вспоминает Каплер: «В Еврейском комитете шум. Разбирают кандидатуры врачей в штат госпиталя. Рассматривают не с точки зрения пригодности, опыта и стажа, а сколько золота сможет внести врач или санитар «на содержание» госпиталя…

Профессора Срибнера жалко, но у него нет денег! Чтобы спасти его, нужно хотя бы устроить его на койке в качестве больного! Но и за это ему придется заплатить!»

Да, и за ЭТО нужно было платить.

За койку в госпитале платили золотом, причем не только больные, но и здоровые.

В чем здесь секрет?

Ну, люди больные, ладно. Но почему здоровые?

Почему здоровые готовы были платить за возможность валяться на госпитальной койке в вонючей палате рядом с тифозными больными?

Ответ прост: пребывание в госпитале давало отсрочку от депортации.

Председатель Еврейского комитета Подкаминский, как видно, за большие деньги и с помощью того же «куратора», добился обещания, что комитет и находящийся в его ведении госпиталь будут депортированы в Березовку в последнюю очередь.

Ну вот, теперь этот момент настал.

О том, что отсрочка закончилась, Еврейскому комитету объявил прибывший в госпиталь комендант.

Как вспоминает Каплер, все члены комитета были потрясены, а председатель Подкаминский обратился к коменданту с вопросом: «Можно ли будет в Березовке или там, куда нас приведут, снова открыть Еврейский комитет и госпиталь для больных?»

Вопрос рассмешил коменданта до слез, и он не сразу сумел подобрать слова для ответа.

«Вы можете, – сказал он, прыская. – Вы можете… открыть там… дом… дом для умалишенных! Их будет у вас там достаточно!»

С таким добрым напутствием колонна врачей в сопровождении повозок с тифозными больными двинулась на станцию Одесса-Сортировочная. Путь предстоял им тяжелый и долгий.

Но вдруг, неожиданно, у общежития Водного института колонну остановили и, сняв с повозок больных, начали втаскивать их в помещение. Как оказалось, тифозных оставляли здесь, на третьем этаже общежития, и с ними, на удивление, оставалось еще несколько человек: председатель комитета Подкаминский, доктор Петрушкин и даже некоторые члены комитета с семьями.

Каплер с горечью вспоминает об этой не очень красивой истории: «Я вошел