Турецкий кивнул: не возражаю, мол, продолжайте, пожалуйста.

– Итак, в шестьдесят восьмом он вернулся из заграничной поездки, кажется, служил советником посла в одной африканской стране, мне кажется, он получил какие-то награды, повышение, может быть… Ну все эти подробности вы лучше меня знаете или, по крайней мере, легко выяснить можете. Во всяком случае, он тогда весь просто сверкал. Выглядел, надо сказать, потрясающе, девицы сами штабелями укладывались. Да, – похихикал Андреев, – мы с ним тут славные вечеринки закатывали.

Турецкий с некоторым удивлением посмотрел на старенького профессора, а впрочем, кто знает, кто знает, столько лет прошло…

– В общем, дипломат себе и дипломат. Это я потом уже сообразил, что все-таки не совсем.

– Как же сообразили-то?

– Очень просто, это на поверхности лежало, потому на первый взгляд и незаметно было. Году в семидесятом Валентин женился. Еще через несколько лет дочка у них родилась. Так вот в свои дипломатические поездки – на год, на два, а то и побольше – он почему-то всегда без них ездил. А ведь дипломаты со своими семьями обычно не расстаются, верно?

– Вообще-то я даже не знаю, – признался Турецкий. – Но думаю, вы правы. Сергей Анисимович, вы были знакомы с коллегами Ракитского?

– Да как сказать… думаю, что вовсе не знаком. Не удивляйтесь, Валентин человек очень жестких правил был, и выход в отставку его в этом отношении нисколько не изменил. Я видел, конечно, что иногда к нему приезжали какие-то люди, иногда это случалось нечасто, а иногда – и часто, но извините, совать нос в чужие дела не приучен. Да к тому же в такие нешуточные дела: там его и прищемить в два счета могут.

– Ну хорошо, – покладисто согласился Турецкий, и не ожидавший многого в этом случае. – Имя Исаак вам что-нибудь говорит?

– Нормальное имя, – пожал плечами Андреев. – В библейской мифологии сын Авраама и Сарры, отец Исава и Иакова.

– Понятно. А еще?

– Пожалуйста. Исаак Гульсарский, он же Персидский, когда родился – неизвестно, умер около триста сорок пятого года, пресвитер, священномученик, пострадавший в гонение царя Шапура II.

– О господи, – вздохнул Турецкий. – Еще Исааков знаете?

– Еще Исаак Сирин, Исаак Синайский, Исаак Феодосиопольский. Интересуетесь? Тоже замечательные в своем роде фигуры.

Турецкий замахал руками, но Андреева уже трудно было остановить:

– Исаак Ильич Левитан, в конце концов.

– Ну хватит же! – взмолился Турецкий и тут же осекся: – Секундочку, секундочку… Левитан?

Профессор смотрел на него с прищуром. Потом вздохнул и долил следователю кофе.

– Так это… это Левитан?! – похолодел Турецкий.

– Некоторые из нас вообще не могут себе представить жизнь без этого горячего, душистого напитка, наполняющего тело энергией и силой, не правда ли, Александр Борисович? А почему, можете перечислить?

– Да подождите, – раздраженно прервал его Турецкий. – Так это Левитан?!

– Нет, это вы подождите, – веско сказал Андреев. – Вы все время торопитесь, а ведь у вас времени вагон и маленькая тележка, по сравнению со мной конечно. Вот я задал вам вопрос, помните? Что дает вам кофе?

Турецкий пересилил раздражение:

– Помогает просыпаться по утрам, избавляет от сонливости… улучшает способность концентрироваться.

– Совершенно с вами согласен, – обрадовался Андреев. – И поэтому его пьют тоннами! Вот, к примеру, американские бизнесвумен выпивают до тридцати галлонов кофейных напитков в год. Кофе, точнее, содержащийся в нем кофеин усиливает действие аспирина и других обезболивающих препаратов. Некоторые исследования показывают, что кофе увеличивает скорость чтения, улучшает способность к вычислениям и решению интеллектуальных задач. Кофе относительно безопасен для здоровья, но вот кофеин, входящий в состав этого напитка, способен повышать артериальное давление, вы знаете об этом? Для молодого организма, обладающего эластичными сосудами, такие упражнения не приводят к каким-то значительным изменениям, но вот у людей старшего возраста кофе способен спровоцировать гипертонический криз. После шестидесяти даже одной чашки кофе в день вполне достаточно для того, чтобы увеличить риск заболеваний сердечно-сосудистой системы. Впрочем, вам еще далеко даже до пятидесяти, так что…

Не так уж и далеко, подумал Турецкий, поневоле отвлекаясь, но спохватываясь:

– Неужели «Вечер в Полянове» – это Левитан?!

– А я все думал, ну когда же вы сами догадаетесь, – снова вздохнул Андреев. – Видно, никогда. Наверно, я вас переоценивал все-таки. Пришлось подсказать.

Турецкий пытался осмыслить то, что услышал, но все это плохо укладывалось в голове, – видимо, просто объем события превышал размеры черепной коробки.

– Вы хотите мне сказать, что это был пейзаж Левитана, тот, что из спальни сперли?! Да не может быть!

– Ну сами посудите, – спокойно рассуждал Андреев. – Квартира битком набита иконами, антиквариатом, а грабители забирают безвестный пейзажик какой-то. Мазню. Фигню, как выражается мой аспирант.

– Я сам так говорю, – буркнул Турецкий.

– Так или не так?

– Так.

– Вот, а ведь как-то глупо, вы не находите?

Турецкий находил это с самого начала и потому все-таки склонен был считать происшествие не ограблением, а заказным убийством.

– Хотя, возможно, я чего-то не знаю, – продолжал Андреев, – вы же меня в детали не посвящаете, может, из квартиры Валентина что-то еще ценное пропало, может, там килограммы золота и бриллиантов в загашнике лежали. Пропало?

– Но позвольте, позвольте, – Турецкий вскочил на ноги и забегал по комнате, – откуда у Ракитского Левитан? Вы еще Леонардо да Винчи, скажите. Да не верю я.

Андреев молчал, не возражал. Смотрел, как Турецкий лихорадочно прихлебывает остывший кофе. И вот это его молчание лучше иных запальчивых речей говорило Турецкому о том, что все это было правдой. Безумной какой-то, ненормальной, но – правдой.

– Может, копия? – с надеждой спросил Турецкий.

– Не мне судить, очень может быть и копия. Но думаю, все-таки подлинник.

– Как-то это… фантастично. – Турецкий даже с трудом подобрал слово. – Там же… берег реки, лодка, небо? – припомнил Турецкий описание Ольги Ракитской. – Верно?

– Верно.

– И вы хотите сказать, – прищурился Турецкий, – что никогда не спрашивали у него, подделка это или нет?

– Копия, молодой человек, копия, – поправил Андреев.

– Не вижу разницы.

– Разница принципиальна. Подделка – это то, что выдается вместо оригинала. А копия – официальный дубликат, так сказать.

– Ракитский был настолько состоятельным человеком, чтобы позволить себе купить подлинник Левитана?