эпизода родилась распространенная фраза для обозначения напрасных усилий: «Не стоит открывать собаку Птосиса!».

173. ИДЕЯ

Пока не появилась идея, я считал себя счастливым. Я занимался расследованиями. Заговорщики — вне всякого сомнения, коммунисты, — которые различались не по лицам, а по визитным карточкам на шее, стояли в очереди, чтобы попасть ко мне. Они обязательно навещали меня — меня, с электродубинкой и черным пистолетом в руках!

Я всегда старался медленно терзать каждое яичко, каждый отросток, но для этого надо было задержать продвижение очереди на много часов. Из любви к ремеслу я выработал приемы, которые позволили мне добиться не признаний — настоящих поэм. Я питал тайную веру в то, что Главный ведает о моих умениях и что на исходе каждого дня он собирает свой Генеральный штаб — полюбоваться моим искусством на снимках. (Вскрыть грудную клетку так, чтобы та напоминала красную магнолию, требует крайне утонченного вкуса). Я был горд. Раньше. Сейчас меня тошнит.

Все это началось по моей вине: устроить исчезновение человека стало для меня рутиной. При поддержке Верховного Командования я уничтожал свидетельство о рождении, прочие официальные документы, плюс банковский счет, телефонный номер и так далее. Это кажется сложным, но на деле сравнительно легко. Достаточно телефонного звонка, запускающего механизм исчезновения, — и меньше чем за двое суток тайный коммунист испарялся. Конечно, оставалось тело, — некоторая помеха. Я самолично выбирался по выходным, когда мог, за город, без особого шума, и освобождал почти всех от тела, уже лишенного всякой социальной составляющей. Человек без бумаг — призрак. Иногда это происходило в пустыне, иногда на необитаемом пляже или в роще к югу от столицы. Лучше не сваливать их в тесные общие могилы. Исчезнувшие не должны объединяться в группы: пусть каждый спускается в яму один, не встречая глаз, дающих ему некое определение.

Они сами рыли себе могилу. Любопытно, что все получались разные: некоторые выходили прямоугольными, другие бесформенными из-за дрожания рук. Кто-то рыл большие глубокие ямы, словно для коровы, или, наоборот, такие крошечные, что надо было разрубать тело надвое. Любопытно, что люди умственного труда копали совсем мелко.

Нет большой разницы между смертью кролика и человека: удар по голове сзади — и комедия окончена. Конечно, я никогда не бил кулаком — только бейсбольной битой, из соображений гигиены. Потом засыпал камнями и землей, и точка. Исчез навсегда!

Да, устроить исчезновение человека стало для меня рутиной. Но в тот летний день очередь обвиненных закрутилась в спираль, чтобы поместиться в комнате Бюро расследований. Воздух стал спертым. Я едва-едва проталкивал голодных крыс им в зад. По моему потному животу скользнул пистолет и вывалился через брючину. Я нагнулся поднять его. И тут случилось то, что принесло мне погибель: явилась идея!

Словно солнце неуместным образом сверкнуло в моей голове, осветив воспоминания, письменные приказы, давние верования. Выпрямившись, я ощутил, что череп мой — сундук, набитый ядовитыми алмазами. Это ощущение было столь отвратительным, что я надел темные очки, боясь, как бы кто-нибудь не обнаружил содержимое моих мозгов. Все прошлое предстало передо мной тошнотворной лавой; несмотря на все усилия, я устыдился своих жалких представлений и, наконец, счел смехотворной свою страсть: добиваться исчезновения людей идеальным образом.

«Это был приступ постыдной слабости; надо укрепить дух. Так же, как я породил эту идею, я уничтожу ее!».

Я попросил долгосрочный отпуск в Пыточном Комитете. И получил его так легко, что самолюбие мое было задето. (Особенно когда я узнал, что мое место занял неотесанный боксер). Недели напролет я проводил взаперти, напрягая свой мозг. Я наклонялся бессчетное число раз. Растягивался на кровати, глядя в потолок, или ложился ничком, — голова моя свешивалась набок с матраца. И ничего не случалось. Смачивание переносицы кипятком, удары кулаком по подбородку, битье ботинком по затылку, — все оказалось бесполезным.

Внутри меня идея сверкала блистательным скорпионом. Я понял: нечто постороннее хочет использовать меня как свое орудие.

«Она создана не для меня. Когда я наклонился, она явилась с окраины мозга, чтобы угнездиться в его центре и, в конце концов, разрушить мою жизнь. Я запрещу ей срываться с моих губ! Я должен забыть ее!»

Месяцами я пытался. Я мало ел, пропадал в кинозалах, участвовал в религиозных и политических шествиях, выучил наизусть новую Конституцию, прибегал к алкоголю, к морфию, к сексуальному отуплению. Бесплодные усилия: я забыл даже собственное имя, но идея не потеряла своей чистоты!

Я решил перерезать себе горло: последнее средство. Однако меня стали терзать сомнения. Это ли способ избавиться от идеи? Что, если потом умрет бывший боксер, этот тупица, — уронит что-нибудь, например, клещи для вырывания грудей? Найдя мое тело, похоронщики склонятся над ним. Четырнадцать раз в неделю человек опускает голову, завязывая и затем развязывая шнурки. Все наклоняются много раз за день, по разным поводам! Кто гарантирует, что, освободившись от меня, идея не возникнет еще в чьем-то черепе?

И я не пустил в ход наваху.

«Такое чувство, что со мной играют. Единственный способ избавиться от этого чудовищного явления — сделать то, что я отлично умею делать: исчезнуть».

Я строго следовал ритуалу: телефонный звонок-приказ, и вся система пришла в движение. Меньше чем за двое суток я превратился в сеньора Ничто. В ближайшую субботу я сел в машину и поехал на пустынный пляж, полный водорослей. Там, голый, я дал волю своему отвращению. Сотрясаемый страшными приступами рвоты, я изверг из себя кости правой ступни, левой, потом бедренные кости, лобковую кость, позвоночник — он вылез, как белый червяк, — ребра, кости рук и черепа, затем все, что осталось от скелета. Превратившись в бесформенный тюк, я исторг из себя кишки, желудок и прочие внутренности. За ними последовали мускулы, артерии, вены, нервы, подкожный жир, и, наконец, кожа, похожая на большой сухой листок. Не осталось рта, вообще ничего. Нет, неправда: между водорослей издыхающей рыбой трепетала проклятая идея.

С легкой душой я вступил в мир исчезнувших. И нашел его пустым. Как только я стал тенью, все они, выйдя из забвения, начали появляться обратно.

174. НЕНУЖНЫЙ УЧИТЕЛЬ

Он бродил по городу, жители которого спешили пораньше вернуться домой, чтобы их не застиг комендантский час.