что-то услышала и спросила: «Кто там? Слышите, будто вода журчит, когда образуется водоворот у выхода из узкого пролива в море».

Ондзоси отозвался: «Юноша Кацура завлечён жить в лунном мире. Когда луна скрывается за гребнем горы, он тоскует по ней, вот и пришёл сюда. Помогите мне, дамы!»

Дзюгоя выслушала его и ответила: «Здесь то небо, где скрывается луна, уходя за гребень горы».

Ондзоси очень обрадовался. Он миновал семь ширм-бёбу[124], восемь передвижных занавесок-китё[125], девять бамбуковых занавесей-мису[126], двенадцать парчовых занавесок-кинка[127] и без приглашения приблизился к тому месту, где на парчовом ложе почивала Дзёрури. Светильники ещё не были потушены, на циновку с лиловым краем была положена для сна ещё одна. Волосы Дзёрури, почти в рост, блестящие и красивые, как крылья зимородка, были прекрасны, закрытая семью ширмами, она преклонила голову на изголовье из аквилярии и, заснув, уже не различала востока и запада, что впереди, а что сзади. С чем её сравнишь? Она была похожа на иву, склонившуюся на ветру. Что тут поделаешь — она спала. Ондзоси тихо осмотрелся — всюду были разложены священные книги: шестьдесят свитков сочинений школы Тэндай[128], тридцать свитков «Кусярон»[129], сорок свитков «Фунсуйкё»[130], три сутры школы Дзёдо[131], «Кэгон», «Агон», «Ходо», «Хання», «Хоккэ»[132]. Много всего здесь было. Что до изящной словесности, здесь было и «Собрание старых и новых песен», и «Собрание мириад листьев», и «Повесть Исэ», и «Повесть о Гэндзи», и «Сагоромо», и «Коицукуси». Поскольку в первую очередь сердце Дзёрури склонялось к поэзии, здесь были собраны все поэтические сборники, вплоть до сочинённых демоном «Записок острова Тисима»[133]. Ну а что же она читает утром и вечером? На украшенном серебром столике лежала написанная на покрытой золотой пылью бумаге «Лотосовая сутра», все двадцать восемь свитков. В пятом свитке этой сутры говорится о том, что и женщина может стать буддой, об этом говорится в главе «Девадатта»[134]. В шестом свитке есть глава «Продолжительность жизни»[135], в седьмом — «Царь врачевания»[136], в восьмом — «Дхарани». Именно эти свитки она и оставила раскрытыми. Ондзоси увидел всё это и взволнованно подумал: «Я сам изучал в столице три истины[137], но как могло случиться, что здесь, в этих далёких восточных землях, живёт такая необыкновенная женщина?!»

Вот бы Ондзоси удалось уговорить её этой ночью! Камышевка прилетела из долины и поселилась на сливе у самого дома, но ведь к цветам она ещё не привыкла… Ондзоси размышлял: так ему подступиться или эдак. Не зная, как быть, он вытащил из-за пояса веер и приоткрыл его, чтобы повеяло прохладой, какую приносит ветерок в середине третьей луны. В комнате горели тридцать светильников, Ондзоси погасил двенадцать из них, у остальных же подкрутил фитили, чтобы они горели не так ярко, потом резко сложил веер. Дзёрури спала, её волосы разметались по постели. Ондзоси несколько раз взмахнул веером и повёл очень нежную речь.

— Всем своим сердцем я стремлюсь в небеса, туда, где находишься ты. Когда в нашу подобную цветку столицу пришла весна, я оставил её туманы и отправился на поиски твоего дома — вот и пришёл сюда, в далёкие восточные земли. Отчего-то так вышло, что блистательный Гэндзи вдруг влюбился в прекрасную женщину. Он сочинил:

Стыдно,

Будто ныряльщица в Исэ

В промокшей одежде.

Как покажусь людям

Таким изнурённым?

Из Сума он плыл в залив Акаси, волны, бьющие в берег, намочили его рукава, но он доверился ветрам. Пока я впервые не увидел тебя, моя душа блуждала во мраке[138]. Концом сердечных страданий пусть станет клятва, данная в любовном водовороте реки Аидзомэгава. Думая о тебе, я пришёл сюда, к твоей постели. Ты — как цветок, распустившийся на горной вершине, я не сорвал тебя, но мои одежды уже пропитаны твоим ароматом. О, луна, пребывающая в облаках, спустись в мой простой рукав![139] Пусть я ничтожный человек, но я преодолел горы; как знающий горные тропы олень идёт к своей оленихе, так, подчиняясь судьбе, предопределённой прошлой жизнью, я нашёл дорогу в облаках, хоть никто мне её не показывал. Этой ночью я пришёл к тебе, будь же моей.

Дзёрури казалось, что это сон. Она повернулась, встряхнув волосами, разметавшимися во сне, заговорила, её голос был подобен голосу птицы-калавинки[140]: «Кто здесь? Я не привыкла к таким речам. Так говорят в столице. Может, в столице принято такое обращение? В любом случае мне это не по нраву. Знай, что и другие очень знатные господа присылали мне множество писем, с утра до вечера силились завоевать меня, но до сих пор я не сдалась и ответов не посылала. Когда рисуют природу — смотрят вокруг. Каков листок, такова и роса на нём. Чтобы полюбоваться цветком, не обязательно срезать ветку. Моста, ведущего к облакам, не существует, недостижимой любви всё равно не добьёшься. Я расскажу тебе о себе. Мой отец — средний советник Минамото-но Канэтака из Фусими, правитель Микава. Моя мать — Тёся из Яхаги, она большая искусница и лучше всех на дороге Токайдо умеет приветить гостей. Я родилась от их брака, и это было делом необыкновенным. Кем бы ты ни был, тебе незачем меня добиваться. К тому же я слышала, что ты — слуга торговца золотом Китидзи. Твоя