Невысокий человек одним жестом показал что-то своему охраннику, и тот, поняв хозяина с полуслова, выскочил из комнаты. Появился он уже через минуту, держа в одной руке ничего не понимающую девицу. Она не орала, только, выпучив глаза, смотрела по сторонам. Лев предполагал, что девица еще не проспалась и до сих пор не может отличить пьяный бред от яви.

Брезгливо сморщившись, хозяин показал выкинуть девицу из квартиры и потерял к ней всякий интерес. Еще пару минут он внимательно смотрел на Льва. От этих острых глаз почему-то захотелось плакать. Когда суета с девчонкой закончилась и дверь в подъезд захлопнулась, гость наконец произнес:

– Вот что она в тебе нашла?

Последующий долгий разговор, ну а по правде, монолог невысокого, но властного мужчины поставил все на свои места. Он оказался отцом Наргуль. Девушка вскользь рассказывала Льву, что когда-то ее отец был крупным партийным чиновником, но ни словом не обмолвилась, что сейчас он богатый бизнесмен и один из самых влиятельных людей в Казахстане.

– Ты мне не нравишься, – сказал мужчина после долгого монолога, – но Наргуль любит тебя, да и нехорошо, чтоб ребенок без отца рос. Я предлагаю тебе такой выход: ты сейчас едешь в Казахстан, на коленях просишь, чтобы она тебя простила, не обмолвившись ни словом обо мне. Вы женитесь, а когда ребенок появляется на свет в законном браке, можешь разводиться, я сам выращу своего внука.

– Что же я ей тогда скажу? – поразился Лев.

– Ну, у вас, у подлецов, это не проблема. Скажешь, разлюбил. Но сейчас всю беременность ты должен делать вид, что именно она твое счастье. Понял? Мне нужен здоровый внук. Я заплачу тебе за старания, но они должны быть натуральными.

Но врать не пришлось – после свадьбы Лев и вправду понял, что это его судьба. Те дни были самыми счастливыми в его жизни. Так, как там, в огромном доме под солнцем южного Казахстана, он больше не был счастлив никогда. Но счастье очень призрачная субстанция: когда вы счастливы, то вам кажется, это будет продолжаться вечно, и даже не стараетесь насладиться им, мол, еще успеете, но это не так. Никто никогда не знает, в какую минуту оно может оборваться. Жизнь продолжится, но счастья уже не будет, а как в случае со Львом Петровичем Гусем, его не будет никогда.

Наргуль умерла при родах. Это уже после он узнал, что у нее был порок сердца и врачи ее всячески уговаривали не рожать, но она, подписав все бумаги о возможных негативных исходах, все же решилась. Мир рухнул. Лев был так погружен в свое горе, что не сразу осознал, что его выгоняют из дома. Любые высказывания, что он любил свою жену по-настоящему и хочет жить со своей дочерью, отец Наргуль воспринимал как торг. В конце концов они пришли к договоренности, что он может видеть Айгуль, прилетая в гости раз в месяц.

Все.

Больше в его жизни не было ничего хорошего. Просветами в этом мутном болоте жизни были встречи с дочерью, которая, к слову, его не любила и по причине редких встреч привязанности к единственному родителю не имела.

На деньги, что ему дал тесть, Лев купил себе радиостанцию и неплохо справлялся с его управлением. Но радости работа не приносила, а привкус пресности присутствовал в его жизни перманентно. Это было сродни тому, когда ты попробовал шоколад и знаешь, насколько он прекрасен, а тебе дают пластилин, утверждая, что это и есть шоколад. Подмена счастья, на которую ты вроде сам согласился, но даже тебе трудно в это поверить.

В последнее время в его жизненном пластилине, который он добровольно жевал вот уже двадцать три года, появлялись нотки шоколада, и приносили их дочь и внук. Первый раз самостоятельно Айгуль появилась на пороге его квартиры семь лет назад. До этого они виделись только по разрешению тестя, и даже подростком она не любила звонить отцу, а их встречи ограничивались стандартными вопросами и не менее стандартными ответами. И вот вдруг она сама позвонила в его московскую квартиру, сказав с ходу три слова:

– Мне нужна помощь.

Оказывается, она приехала поступать в Москву и загуляла. Ни о каких экзаменах Айгуль, конечно, ни сном ни духом, но, как известно, лето красное пропеть – это несложно, а зима катит в глаза, увы, обязательно. Деду она звонить побоялась, вот и пришла к отцу за помощью, чтобы защитил перед строгим тираном. Тесть и вправду был тиран. Лишь сейчас Лев понял, почему сбежала в Россию сначала Наргуль, а теперь и их дочь. Он тогда собрался с духом и наглостью для разговора с тестем, но то ли тиран сильно постарел, то ли Айгуль стала ему не так интересна – ведь у него подрастал внук, чистокровный казах, и именно на него дед теперь делал ставку, – однако ругаться он не стал. Лишь помолчав в телефонную трубку, твердо ответил:

– Всему воля Господа, но ко мне с этой минуты за помощью и деньгами не прибегайте. Твой ребенок, тебе и расхлебывать.

Конечно, Лев мог сказать, что ребенок-то его, а вот воспитание как раз деда. И то, что Айгуль выросла избалованной, ленивой и желающей постоянного праздника, скорее всего, заслуга тестя, а не генов Льва Петровича Гуся. Но он не стал выяснять отношения, в коем-то веке у него появилась семья.

Жизнь потекла своим чередом. Притирались они, конечно, друг к другу жестко, но и оттаивали рядышком своими сердцами. Лев понял, что Айгуль была не нужна в семье тестя, любви к себе она не чувствовала, а деньгами человеческое тепло не заменить. Радио не приносило сейчас большого дохода, бывало, что в месяц получалось не больше, чем зарплата учителя в московской школе, но им на жизнь хватало, по крайней мере, Лев так думал. Позже он и вовсе продал убыточный бизнес. Всякое было в их жизни: и ранний брак Айгуль, и рождение Петьки, и быстрый развод с мужем – но все это были мелочи по сравнению с тем чувством, что они вместе, что они семья.

Сейчас же все иначе. Лев чувствовал, что то, что происходит в данный момент, – начало какой-то очень нехорошей истории. Мужчине казалось, что его близкие в опасности, что семья, о которой он так долго мечтал, под угрозой, а он, полный и лысеющий сорокасемилетний мужчина, ничего не может с этим поделать.

Правда, была одна мысль: дьявол, который сейчас хочет истребить его семью, всегда падок на деньги, надо откупиться. Лев Петрович схватился за эту мысль, как утопающий за соломинку. Своих сбережений он не нажил, за что себя сейчас жутко ругал. Можно продать дачу в Москве, но это долго. Попросить в долг у брата Павла можно, но, скорее всего, столько без объяснений он не даст. Нора вообще на днях жаловалась, что наследство мужа-француза подозрительно быстро закончилось, при этом уговаривала Льва вступить в спор за раздел семейной реликвии – бриллианта Баута. Мол, родители ошиблись, так нельзя, это их общее наследство. По закону они никак не могли это сделать. Их мать была хорошим юристом, когда-то лучшим в Москве, и документы на эту ценность сделала стопроцентные – бриллиант принадлежит Павлу. Как в царских семьях право на трон приобретал только первенец, так и в семье Гусей семейная реликвия переходила по старшинству. Правда, в этот раз Павел решил нарушить традицию, аргументируя тем, что хозяином камня должен быть человек семейный, а Кира непонятно, выйдет ли вообще замуж. Так может, стоило нарушить традицию и его родителям? Может, поддаться на уговоры сестры и надавить на старшего брата?