— А меня — Матеуш, — сказал он и наклонился, чтобы забрать тарелку.

Она почти выбежала из зала. И совсем забыла о крепком чае для матери.

Утро было ветреным, но дождь прекратился. Мать нахмурилась, взглянув в окно:

— Даже с погодой нам не везет. Иди на море, а я полежу.

— Я лучше почитаю, — несмело предложила Юстина, но мать сердито посмотрела на нее:

— Пойди погуляй, ты для этого сюда приехала. Только не опоздай на обед.

Юстина надела куртку и, притворяясь, что совсем не хочет гулять, чтобы не обидеть мать, пошла на пляж. Дул сильный ветер. От небольшой полоски пляжа, достигавшей еще вчера десяти метров в ширину, а местами и больше, осталась узкая лента песка, раз за разом заливаемая водой. Волны ласкали бетонные плиты, укреплявшие берег, и камни. Юстина улыбнулась. Наконец она одна. Надела капюшон и, несмотря на пронизывающий холод, сняла туфли. Она спустилась по деревянной лестнице к воде и повернулась вправо. Жадно дыша полной грудью, Юстина впервые ощутила вкус соленого воздуха. Вода омывала ее ноги. Легкая, как перышко, она побежала по залитому водой пляжу.

Когда Юстина остановилась и осмотрелась вокруг, то испугалась — не было видно ни холма у гостиницы, ни соснового леса. Ветер бросал соленые капли ей в лицо. Ни одной души не было на пляже, и, хотя часы показывали половину второго, она решила вернуться. Против ветра идти было трудно, но промокшая и счастливая, Юстина не чувствовала холода. Она поняла, что оказалась дальше от гостиницы, чем думала. Ветер изменил направление, волны стали огромными, белая пена до бедер охватывала ее ноги, брюки промочило море, волосы — бриз. Вдали темный горизонт сливался с темным морем. Там, где еще мгновение назад оставалась ленточка пляжа, теперь бесновалась вода. Юстина забралась на бетонную глыбу и, внимательно глядя под ноги, стала перескакивать с одной на другую. Внезапно она услышала рычание. На песчаном холме, оскалив пасть, стояла собака. Испуганная, девушка остановилась. Собранные камни оттягивали карманы куртки. Она слышала, что от собаки не следует убегать, кроме того, бежать ей было некуда, и она знала, что нельзя показывать испуга, скрыть который была не в силах.

— Спасайся, ко мне!

Она сразу узнала этот голос, хоть и не предполагала, что в нем может быть столько силы. Собака отвернулась, но не отошла, а даже приблизилась. Юстина попятилась, нога соскользнула с мокрого бетона, и она полетела вниз. Превозмогая сильную боль в лодыжке,

Юстина смотрела, как к ней с насыпи бежал мужчина. Собака больше не рычала, а лишь наблюдала за происходящим — она не поняла, куда исчезла Юстина. А та лежала между бетонными треугольниками. Содранная лодыжка, омываемая соленой водой, немилосердно щипала. Матеуш склонился над ней:

— Все в порядке? Дайте мне, пожалуйста, руку.

Юстина протянула ему ладонь, а ноги снова не слушались, как у молодого жеребенка. Из лодыжки пошла кровь. В последний раз она была так искалечена, когда велосипед подружки выскользнул из-под нее, а коленки проехались по асфальту.

Рука Матеуша, сильная, теплая и мягкая. Он решительно схватил ее, обнял так, чтобы она смогла опереться на него, хотя ей было стыдно, что к ней прикасается официант, мужчина, и она вынуждена полагаться на него. Матеуш не сразу ее отпустил, протянул другую руку. Собака внимательно наблюдала за ними.

Матеуш велел Юстине сесть и поднять брюки немного выше. Она увидела кровь над коленом. Брюки не порвались, но кожа была содрана.

Ни один мужчина еще не осматривал ее колени, лодыжки и тем более бедра, но она была испугана, и Матеуш больше не ассоциировался у нее с тем вежливым и услужливым человеком из ресторана. Он снова взял ее за руку, и они направились к гостинице.

Они молчали. Не было смысла что-либо говорить, даже если бы она захотела — ветер и шум моря окружали их со всех сторон. Юстина чувствовала себя в безопасности и во власти мужчины, держащего ее сильной рукой. Слова были не нужны.

Перед входом в гостиницу он склонился к ней и прошептал:

— Завтра вечером у восточной стороны лестницы.

И, не дожидаясь ответа, повернулся и исчез. Собака последовала за ним.

Юстина лежала под одеялом, окутанная ночью. Они смотрели на звезды, море враждебно шумело. Она почувствовала движение рядом и повернулась к Матеушу. Он оперся на локоть и положил голову на ее руку. Не моргая он смотрел ей в глаза, Юстина видела это даже в темноте. Матеуш медленно освобождал ее от одеяла. Она ощущала его прикосновения на плече, его ладонь на мгновение замерла на ее бордовой блузке, затем осторожно опустилась вниз, к локтю. Она знала: если не выдержит его взгляд, то зальется румянцем, поэтому не отрываясь смотрела на него и не шевелилась. Если лежать неподвижно, то тебя вроде бы и нет, а если тебя не существует, то он не дотрагивается до тебя, прикосновение происходит само собой. Нет вины и стыда там, где не нужно позволения или не требуется бороться за позволение. Они встречались взглядами, а рука сама тянулась к телу.

Глаза Матеуша говорили: смотри на меня, не отрывай от меня глаз, наши руки не зависят от нас, я прикасаюсь к тебе взглядом. Она сделала знак, что согласна, и замерла, а его рука скользнула к не прикрытой блузкой коже и задержалась там.

Юстина перевела дыхание, чтобы прийти в себя, а он по-прежнему смотрел на нее, и она не смогла с собой совладать. Его рука продвинулась к ее шее, она почувствовала тепло и стала бороться со своим дыханием, сердце колотилось все сильнее. Ей стало душно, но она уже была во власти его руки, которая ласкала ее и опускалась все ниже.

Хотела она этого или не хотела, знала или нет, хочет ли его, но взгляд Матеуша удерживал ее в неподвижности, а его рука прикоснулась к ее груди. Пальцы, нежно проникнув под бретельки, скользнули под чашечку, ладонь охватила ее грудь, и она почувствовала, как набухли ее соски, оба, хотя к другой груди он не прикасался. Ей хотелось закрыть глаза, но если бы она решилась, то ей пришлось бы уйти, убежать, притвориться. А груди начали жить отдельно от нее, познали ранее неведомую радость. Юстина ощутила, что лифчик ей мал и мешает, материал шероховат, и почувствовала возбуждение. В ту же секунду его пальцы прикоснулись к ее твердым соскам и слегка их погладили, сжали, а потом соскользнули, чтобы вернуться снова, уже более настойчиво. Вдруг что-то произошло у нее в животе, под пупком, что-то сжалось и выплеснулось между ног теплой, влажной волной. Но его глаза продолжали удерживать ее, а рука опустилась ниже, к животу. Она не знала, что с ней происходит, ей хотелось, чтобы он не останавливался но ведь там нельзя трогать, только слегка, украдкой, когда принимаешь душ. Не в силах больше выносить того, что возникло и разгорелось внутри, она сжала бедра. Его пальцы продолжали медленно ласкать ее, чтобы вновь неожиданно вернуться под лифчик и освободить набухшие твердые соски, возбудившиеся еще больше от соприкосновения с блузкой.

Кофточка соскользнула на обнаженное тело. Матеуш поднял голову выше, его взгляд пронзал ее, а там, где-то внизу, происходило что-то, чему она была не в силах противостоять. Юстина следила за своим дыханием, старалась делать короткие вдохи и выдохи, но ей не удавалось полностью овладеть собой. Что-то хотело вырваться из живота, но подтягивание бедер к груди вызвало лишь сердцебиение. Она не понимала, что происходит. Сердце трепетало, она слегка раздвинула ноги, чтобы успокоить истому. В это мгновение рука Матеуша перенеслась на ее бедро, его пальцы подтягивали юбку все выше и выше, материал кофточки ласкал ее груди. Бедро соединилось с его ладонью и поднималось вверх, к кружевам. Она забыла о дыхании. Пальцы Матеуша легко приподняли резинку и остановились на ее лоне. Все это время он смотрел на нее, и она знала, что если потеряет его взгляд, то умрет, умрет от изумления, стыда и желания. Нужно понять, что происходит, почему там так горячо, но его глаза не отпускали ее, а рука сделала паузу, лаская то место, где соединяются бедра. Что-то происходило между ног: разливалось, горело, выходило из берегов, волна за волной, становясь все сильнее, настойчивее, нетерпеливее.