Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игорь снисходительно улыбнулся:
— Вундеркинд.
— А сколько мастеров спорта в шестнадцать лет? — настаивал Шмаков.
Игорь презрительно прищурился:
— Не видишь разницы между физическим развитием и интеллектуальным?
Но Петр гнул свое:
— А музыканты?
— Музыка — узкое дарование, — изрек Игорь.
— Олег Кошевой в шестнадцать лет был начальником штаба «Молодой гвардии»! — сказал Вадим.
— Исключительный случай, — возразил Игорь.
— На тебя не угодишь! — сказал Вадим. — «Исключительный случай, узкое дарование, чисто физическое развитие»!.. Ты не знаешь, чего хочешь.
Было ясно, что после эпизода с запасными частями Вадим начинает выходить из-под влияния Игоря. Я был этим очень доволен.
— И техника растет, — брякнул Шмаков.
Шмаков выражался иногда очень непонятно. Не все его понимали. Но я понимал. И, когда я видел, что он говорит не совсем ясно, я развивал его мысль.
— При Александре Македонском, — пояснил я мысль Петра, — был очень низкий уровень техники: слоны, мечи, копья, щиты. Разве можно сравнить с современной армией: ракеты, авиация, танки. И, чтобы овладеть современной техникой, надо гораздо больше образования.
— Эх, ты, — засмеялся Игорь, — слоны были не у Македонского, а у Кира!
— Македонский воевал не с Киром, а с Дарием, — ответил я.
— Дело не в царях, а в слонах, — сказал Игорь.
— Дело не в слонах, а в царях, — сказал я.
Игорь насмешливо кивнул на кабину:
— Я вижу, тебе очень нравится Зуев.
— Зуев — одно, Александр Македонский — другое, — ответил я. — Лев Толстой был глубокий старик, но это не значит, что его век — это век стариков. Примеры: Лермонтов, Добролюбов…
Потом пошла такая медленная, ленивая перебранка, что я ее даже не запомнил.
Было жарко, было лень, и мы уже доехали до поворота на Липки.
Липки — дачный поселок. В нем полно заборов. Над некоторыми даже натянута колючая проволока. Живут здесь частники и дачники. Дачники снимают у частников дачи. Частники здорово дерут с дачников.
Машина остановилась. Зуев высунулся из кабины:
— Ребята, топайте в лагерь. Мы разгрузимся и приедем.
Мы слезли с машины и пошли на строительство лагеря. Мы увидели несколько больших деревянных дач, опоясанных длинными верандами. Кругом лежали доски, бревна, тес, кирпичи и другие строительные материалы.
Мы зашли в одну дачу — пусто. В другую — тоже пусто. Ни живой души, ни мебели.
Только на третьей даче мы услышали голоса. Они доносились со второго этажа. Мы поднялись туда и увидели ребят из класса «Б». В ленивых позах они развалились на полу и вели ленивый разговор.
Когда мы вошли, они замолчали и уставились на нас. Mы воззрились на них. Нам стало ясно, что у них за практика.
— Трудитесь? — насмешливо спросил Игорь.
Они как истинные лодыри ответили:
— А что?!
— Завидую, — сказал Игорь.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что у них простой из-за отсутствия строительных материалов. Здесь сидела только часть ребят, другая ушла купаться. Однако было видно, что простой для них только одно удовольствие.
— Кормят вас, не отказывают? — заметил Шмаков Петр.
Они опять вызывающе ответили:
— А что?!
— Ряшки у вас гладкие, вот что, — сказал Шмаков.
Они радостно загоготали, будто Петр сказал им нечто очень лестное. Даже обижаться им лень.
Мы объяснили цель своего приезда и спросили, где находится списанная машина.
— У кладовщика, — ответили они.
— Может быть, оторвете свои седалища от пола и покажете нам кладовщика? — спросил я.
Никто из них даже не двинулся с места. Они опять загоготали и начали всячески издеваться над нашим намерением восстановить машину. Они были, в общем, неплохие ребята. Но сейчас на них напало такое настроение. Бывают моменты массового психоза, когда весь класс начинает ни с того ни с сего смеяться, орать, вытворять всякие штуки. Такой момент наступил и у них.
— Довольно ржать! — сказал я.
Но они гоготали как сумасшедшие. И все по поводу машины. Таким смешным и диким казалось им наше намерение ее восстановить. Они ведь ничего не понимали в автомобильном деле. Глупости они пороли невероятные. Но каждая глупость казалась им верхом остроумия. Результат чрезмерного питания плюс безделье.
— Веселитесь! — сказали мы и пошли искать кладовщика.
…Мы думали, что быстро приготовим машину к буксировке, подцепим ее и поедем. Это оказалось не так просто. Я понял, что без Зуева мы бы ничего не сделали. Ивашкин никакого участия в работе не принимал, посидел немного и ушел.
Зуев велел нам накачать баллоны, а сам стал налаживать свет и сигнал. Без света и сигнала запрещается буксировать машину.
Надевать покрышки на диски, заправлять в них камеры очень тяжелое дело. Мы вертели колесо туда и сюда, наверно, вертели бы до утра. Игорь кричал на Вадима, я тоже стал кричать на Вадима, — Вадим хватался то за одно, то за другое. В конце концов мне стало его жаль. Он ни в чем не был виноват, мы вымещали на нем свое раздражение. Я перестал кричать на него и сказал Игорю, чтобы он тоже не кричал. Игорь ответил: «Не учи!» — но орать на Вадима перестал.
Подошел Зуев, стал ногами на покрышку, нажал на монтировочные лопатки и заправил баллон. Нам оставалось только накачать его. Накачивали по очереди, но Игорь что-то слишком часто передавал насос. Я сказал:
— Так не пойдет! Каждый должен качнуть сто раз. И только после этого передавать другому.
Так мы и стали сменяться. Несколько раз нам казалось, что баллон накачан, но Зуев ударял по нему лопаткой и говорил: «Мало!» И мы качали еще.
Часа, может быть, через три мы накачали все баллоны. Устали смертельно и извозились в пыли.
У Зуева дело тоже подошло к концу. Мы поддомкратили машину, вынули из-под нее деревянные колодки и поставили колеса. Это была уже пустяковая работа.
Зуев сел за руль и велел нам толкать машину. Мы навалились, но машина и не думала двигаться. Так она окоченела и заржавела. Зуев вылез из кабины, уперся плечом, на помощь к нам пришел кладовщик. В конце концов под кряхтенье Шмакова Петра и яростные крики остальных машина выкатилась из сарая во двор.
Мы проголодались и объявили Зуеву, что идем в лагерь обедать. Зуев в ответ молча кивнул головой, вынул бумажный сверток с колбасой, хлебом и огурцами и тоже уселся перекусить.