В душе самого Грязнова разговор с Табеевым-старшим отложился горьким осадком. Он вспомнил свои слова о необходимости бороться со злом и с грустной иронией подумал: «Надо же, не сыщик, а прямо Бэтмен какой-то».

С такими вот невеселыми мыслями Грязнов и задремал.

Проснулся он лишь перед самой посадкой.

Они сидели в залитом солнцем скверике и смотрели на резвящихся детей. Дети были одеты в яркие, разноцветные курточки. Мамы сидели неподалеку на выкрашенных синей краской скамейках и тихонько переговаривались друг с другом, не забывая зорко следить за своими малышами.

— Им есть что обсудить, — с улыбкой заметил Сулейман, кивнул в сторону мамаш. — Общие проблемы связывают прочнее любой веревки. Я бы тоже не отказался погулять в парке со своими сыном, вот только сына у меня пока нет.

— Значит, хочется? — весело прищурился Грязнов.

Сулейман кивнул:

— Давно.

— В чем же дело? — удивился Грязнов. — Роди!

Сулейман усмехнулся:

— Легко сказать — роди. Сначала нужно найти женщину, которая сможет быть матерью моего ребенка.

Грязнов покосился на парня и улыбнулся:

— У тебя что, очень жесткие требования на этот счет?

— Ну… — Табеев-младший пожал широкими плечами. — Требования не требования, но нормальную женщину сейчас найти нелегко. Так же, впрочем, как и нормального мужчину. Девчонки курят, ширяются по подъездам, загорают на пляжах голышом, показывая свои прелести всем желающим. А стриптиз-бары, а публичные дома? Разве это хорошо?

— А ты, я смотрю, пуританин.

— Не пуританин, — вновь покачал головой Сулейман. — Просто я считаю, что женщина должна быть женщиной. А на шалав, прыгающих на коленки к каждому, кто хорошо заплатит, я уже насмотрелся. Как говорится, «спасибо — не надо».

Две мамаши поднялись со скамейки и, кликнув своих малышей, медленно побрели по аллее. Детишки бросили своих компаньонов по играм и понеслись за мамами, шлепая по асфальту подошвами кроссовок. Трязнов посмотрел им вслед.

— Значит, говоришь, им есть что обсудить, — задумчиво сказал он. Повернулся к Табееву и добавил: — Нам с тобой тоже есть что обсудить, Сулейман. И проблема у нас с тобой одна на двоих. И пожалуй что пришло время поговорить об этом серьезно, без намеков и ссылок на Эзопа.

— Пожалуйста, — просто ответил Табеев. — Я же сказал, что мне нечего скрывать. Спрашивайте, и я отвечу.

Грязнов потер ладонью рыжеватую щетину на подбородке. «Черт, забыл побриться. Старею, наверное», — с неудовольствием подумал он, а вслух сказал:

— Тэк-с, погоди, соображу, с чего начать…

— Можете начинать с чего угодно. Мне все равно.

— Тогда расскажи о своих немецких знакомых. Тех, с которыми ты проводил свободное время за беседами на тему ислама.

Рассказ Сулеймана был долгим и подробным. Грязнов слушал его, не перебивая, и, лишь когда тот закончил, сказал:

— Так, значит, ни в одной из их «операций» ты не участвовал. А в подготовке?

— В подготовке тоже. Они мне не доверяли полностью, я ведь был для них новичком. А значит, в какой-то мере чужаком. К тому же я не проявлял излишнего энтузиазма, как это делали другие новички. Я просто сидел и слушал их проповеди. А потом они извинялись и говорили: «Сулейман, у нас конфиденциальный разговор, иди пока покури». Это означало, что проповедь окончена, пора переходить к конкретным действиям.

— А ты никогда не проявлял желания поучаствовать в этих действиях?

— Я же говорю — нет. Честно говоря, мне не было особо интересно то, что они говорили. Просто… Понимаете, они так уверены в своих идеях и так яростно их проповедуют, что… Черт, не знаю даже, как объяснить. В общем, это очень заразительно, как на концерте какого-нибудь рок-идола. Пока они говорят, все это кажется таким важным и актуальным. А потом выйдешь на улицу, посмотришь по сторонам, и думаешь — какого хрена? Все ведь вроде в порядке. Жратва и выпивка в магазинах есть. Церкви, мечети и синагоги работают. Хочешь высказать свое мнение — иди на митинг. Книжки на развалах продают; хочешь, покупай Томаса Манна, хочешь — Толстого, а хочешь — Шри Ауробиндо. Как говорится, каждому по способностям и потребностям.

— А ты читал Манна? — с любопытством спросил Грязнов.

— Читал. И Генриха и Томаса. — Сулейман усмехнулся. — Вы что думаете, раз спортсмен, значит, с дыркой в голове? Совсем нет. Читать я любил всегда. Вот только читаю как гоголевский Петрушка: почти ничего не запоминаю, но сам процесс меня сильно увлекает. Глупо, наверно, да?

— Почему? Нет. У меня та же беда, — сказал Грязнов и улыбнулся. — Запоминаю только уголовные дела и фамилии рецидивистов. Это издержки нашей профессии и нашей жизни. Послушай, Сулейман, а ты помнишь фамилии всех ребят, с которыми беседовал… э-э… об очищении ислама?

— Всех. А что? Вам нужен полный список?

— Да хотелось бы. Возможно, через этих ребятишек удастся выйти на рыбу.

— Крупную рыбу… — эхом отозвался Сулейман. Он сдвинул черные брови на переносице. — Видел я там одну рыбу. Из тех, за которыми охотятся все службы мира и никак не могут поймать.

— Это кто ж такой?

— Зовут Осама. Или — Усама, как хотите. Фамилию знаете сами. Рифат в шутку называл его «большим Беном».

Грязнов открыл рот.

— То есть… Погоди… Ты, что же, видел его собственными глазами?

— Да ват как вас сейчас.

— Черт, дружище, что же ты раньше-то молчал? Это ведь… — Грязнов не нашелся что сказать, лишь повертел в воздухе растопыренной ладонью.

— А что толку? — пожал плечами Сулейман. — Он ведь все равно улетел. Ищи-свищи его теперь. Марат сказал, что он не задерживается в одном месте больше суток.

— И о чем же он говорил?

— Да все о том же. О врагах ислама, о том, как с ними нужно бороться. Подробности его борьбы вы знаете и без меня. Достаточно посмотреть новости по телевизору. По большому счету, все это такая муть… — Сулейман запрокинул худощавое лицо и посмотрел на проплывающие по небу облака. — Вот что действительно имеет значение, — негромко сказал он. — Это небо, эти деревья. Детишки, играющие на лужайке. — Он вновь посмотрел на Грязнова. — Звучит сентиментально? правда, гражданин начальник? Но после того как меня поперли из футбола, да еще после тюрьмы, я на многое научился смотреть иначе.

— Благодари судьбу, что так легко отвертелся, — со скрытым недовольством заметил Грязнов. — Попался бы ты мне тогда, отмотал бы свой срок на полную катушку. Человек должен отвечать за свои поступки.

— Разумеется, — кивнул Сулейман. — Между прочим, я был готов ответить.

— Ладно, — поморщился Грязнов. — Замнем для ясности. И хватит лирики, пока мы не стали говорить стихами. Давай ближе к делу. Я тебе уже говорил, что мы хотим с твоей помощью накрыть лагерь подготовки террористов-смертников.