Вей Ши приходил под палящим полуденным солнцем, спускался в домик старика, помогал одеваться и нес в храм. Там Амфат в ожидании обеда сидел на лавке, выстругивал из деревяшек какие-то дудочки и свистульки и оживленно болтал со всеми: с такими же стариками, как он, с прихожанами, монахами, послушниками. А потом, после обеда, Вей относил изрядно потяжелевшего деда обратно. И до вечера то бегал по его заданиям, то таскал на спине по друзьям, кальянным, стоянкам кочевников – везде у Амфата были друзья, и везде его принимали с почтением, вели разговоры, вспоминая былые дни и приключения в те времена, когда Пески еще были опасной пустыней, полной хищников и жестоких духов-песчаников. Вей обычно сидел в стороне, погруженный в свои мысли, но волей-неволей прислушивался и сам не замечал, как его захватывал тонкий голос рассказчика, – и вот он уже сам брел по барханам, отгоняя трещоткой гремучих змей, или искал воду, или обманывал глупых духов. Правда в байках стариков перемешивалась с волшебным вымыслом, но как увлекательно было их слушать!

– Может, я буду вам сюда обед приносить, феби? – поинтересовался Вей Ши через несколько дней мрачно. – Вам, наверное, тяжело по такой жаре.

Старик, разлегшийся на кровати в своем доме, закряхтел и метнул на Вея острый взгляд хитрых глаз.

– Так я ж помолиться хожу, эфенби, – запричитал он, – богов о здоровье попросить. Кто обо мне, старике, кроме них, позаботится?! Налей-ка мне, кстати, воды, горло пересохло, сил нет!

– Помолиться. И с людьми поговорить, – пробурчал Вей Ши, наливая из кувшина воду в большую чистую чашку. Вообще, в домике старого пройдохи было слишком чисто для того, у кого отнялись ноги.

Но тут Амфат попытался присесть, забарахтался в постели, и Вей, устыдившись своих мыслей, поднял его, усадил аккуратно.

– Конечно, поговорить, – сказал старик, напившись. – Вот полежи в одиночестве, внучок, и с таким невежливым юношей, как ты, за радость будет поговорить.

Вей Ши молча принял у него кружку, повернулся спиной, присел, и старик вцепился в его плечи как клещами. Императорский внук снова потрусил к храму, чувствуя, как привычное раздражение в душе капля за каплей сменяется усталым равнодушием, щедро замешанным на обиде. Он понимал, что Мастер что-то хочет показать ему. Но не понимал что.

Дед Амфат

В храме было прохладно и малолюдно, и императорский внук опустил старика на скамью – тот сразу капризно потребовал воды, умыться после жары и попить, и Вей, сам пропыленный и умирающий от жажды, поднес ему воды, полил на руки и только потом отошел подальше и принялся умываться сам. С кухни доносились запахи овощной похлебки и стук посуды, и Вей, чтобы не думать о еде, набрал полный черпак воды и начал пить.

Краем глаза он увидел что-то пестрое, мелькнувшее в воротах двора, а следом донесся и звонкий голос гостьи Мастера – она здоровалась с послушниками и стариками, рассевшимися на лавочках. Вей шагнул в тень колонны, услышав от девчонки и свое имя. На ее вопрос откликнулся дед Амфат, что-то долго рассказывая скрипучим голосом и, кажется, расхваливая «эфенби» на все лады, а потом громко воскликнул:

– Так вот, внучка, посмотри, не он там, у родника? Глаза слабые стали, ничего не вижу…

– Он, – подтвердила девчонка, направляясь к Вею. – Спасибо, дедушка!

Вей Ши со вздохом ополоснул черпак в чаше родника и повесил его на стену, из которой и била струя воды. У него опять начинала болеть голова, и он ушел бы, если бы старики, рассевшиеся по скамейкам как седые голуби, не смотрели в его сторону с жадным любопытством и не обсуждали бы что-то – наверняка его – между собой.

– Привет, – робко сказала девчонка, остановившись в нескольких шагах. У ворот храма замерли охранники.

– Зачем пришла? – сухо бросил Вей Ши, глядя в сторону.

Она тут же вспыхнула.

– Не к тебе, не волнуйся. Нужно больно! Я ищу свои вещи. И альбом. Я оставила их здесь… тогда, – она обиженно фыркнула. – Ты не видел, не знаешь, где они могут быть?

Вей хотел ответить: «Они у меня». Но почему-то буркнул:

– Не знаю.

Зачем? Ей достаточно спросить у любого другого монаха или послушника про альбом, и все укажут на Вея.

– Жаль, – расстроилась юная художница. Сильно расстроилась, закусила губу, опустила глаза. – Жа-а-алко… Но что делать. Сама виновата. Нельзя оставлять…

Она бубнила себе под нос, раскачивалась и терла ладонью глаза. Голова у наследника императора разболелась еще больше.

– Ну ладно, ладно, – пробормотала девчонка. – Вей Ши?

– Чего? – откликнулся он, уже желая, чтобы все вокруг провалились сквозь землю – и что-то щебечущий тонким голосом старик, и надоедливая девчонка, и храм этот вместе с картошкой.

– Ты только не кричи, как в прошлый раз, – она порылась в сумке и достала оттуда маленькую баночку. – Я тебе принесла мазь для спины. Мне травница сделала. Она ваша, из Йеллоувиня. Возьмешь?

Он протянул руку – только чтобы отделаться, – коснулся ее ладони. И тут девчонка, дернувшись и чуть не выронив баночку, на чистейшем напевном йеллоувиньском произнесла трехстрочное стихотворение – и́лью. Из тех, что не могла знать.

– Что ты сказала? – ошарашенно переспросил Вей Ши.

Девчонка недоуменно посмотрела на него.

– Я спросила, возьмешь ли ты мазь, – словно больному, повторила она медленно.

– Нет, – раздраженно сказал Вей. – После этого. Ты сказала: «Старый тигр, белые кости, слава тебе в смерти и посмертии…» – повторил он на рудложском строки из старого предсказания, хранящегося в доме Ши уже пятьдесят лет.

– Да ты что, – засмеялась Каролина. – Я понятия не имею, как это произнести. Зато могу теперь выговорить «У тебя красивая прическа». Хочешь?

Послушник скрипнул зубами и призвал себя к терпению. Нелепый какой-то розыгрыш.

– Ты точно сказала… – снова начал он, но тут девчонка помахала кому-то за его спиной.

– Смотри! – воскликнула она радостно. – Твой дедушка тебя подзывает!

Вей Ши оглянулся. Дед Амфат уже подпрыгивал на скамье, указывая на храмовую кормильню – там накрывали на стол.

– Тебе пора, да? – затараторила девчонка. – Иди. А ты поспрашиваешь про мой альбом? Поспрашивай, а? – она умоляюще сложила руки. – Там много важного. Я завтра еще приду. Или послезавтра.

– Внучок! Помоги дедушке! – донесся от скамьи вполне себе молодцеватый голос деда Амфата. Девчонка еще что-то говорила, дед требовательно покрикивал, шумели направляющиеся в кормильню страждущие, и Вей едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Он наклонился, плеснул себе в лицо еще ледяной воды и, не слушая больше девчонку, пошагал к старику.

Он точно свихнется. Совершенно точно сойдет с ума.