Привычный гладкий французский пучок развалился на части, и несколько прядей упали на шею. Она вытащила шпильки, которыми закалывала пучок, и тщательно расчесала волосы оставленной для нее Джейкобом щеткой.

Не было лака, чтобы снова уложить волосы, так что пришлось собрать их в высокий хвост и закрепить заколкой, которая нашлась в сумочке. Концы волос свисали, но заколка не давала им падать на шею.

Туфли Аманда оставила вместе с остальными своими вещами в ванной. Их можно забрать позже.

Она не могла представить себя на деловой встрече с кем-нибудь, кроме Саймона Бранта, босой и в одежде с чужого плеча. Не могла она и представить, что для кого-то другого будет играть роль тренировочной мишени. Жизнь вокруг него была столь же эксцентрична, как и он сам.

И ей это нравилось.

Аманда прошла в главную комнату, ноги сами повели ее к стеклянной стене. Вид был неотразим, океан выглядел безграничным и постоянно меняющимся.

Она прижала руку к стеклу, не заботясь о том, что оставит отпечаток еще влажной после душа ладони. Стекло нагрелось от солнца, его твердой гладкой поверхности было так приятно касаться. Сколько может продлиться плавание Саймона?

Какое-то движение справа привлекло ее внимание: Джейкоб снаружи накрывает стол к ужину. Наконец он пересек платформу и скрылся в доме слева от нее.

Вошедший Саймон увидел ее у окна.

— Вам стоит посмотреть на океан во время шторма.

Мышцы напряглись, а легкие как будто сжались. И все это потому, что мужчина просто вошел в комнату? Ей нужно было лучше подготовиться. Думая об отсутствии свиданий за последние два года, она поправила себя — нужно было просто подготовиться, точка.

Аманда заставила себя ответить на его слова, а не на свою реакцию на него.

— Я бы, наверное, нервничала, когда между мной и стихией всего лишь тонкая стена стекла.

— Она не тонкая.

Правильно. Он говорил, что стена укреплена.

— И все же это стекло.

— Полагаю, вы чувствовали бы себя уютнее, если бы окна можно было закрыть шторами и не видеть то, что за ними. — Его голос звучал не снисходительно, а просто задумчиво.

И он был прав.

Она пожала плечами:

— Это не мой дом, так что вряд ли это имеет значение. — Она повернулась к нему.

Его черные волосы были все еще мокрыми, поэтому он ограничился тем, что просто зачесал их назад. На нем были джинсы и больше ничего. Он вообще когда-нибудь носит рубашку? С этой своей загорелой кожей он выглядел словно древний воитель.

— Хорошо поплавали?

Теперь наступила его очередь пожать плечами, отчего мускулы на его груди заиграли.

— Я плаваю не для удовольствия. Плавание самый эффективный способ закончить тренировку.

— Вы же не собираетесь убеждать меня, что не получаете удовольствия от занятий боевыми искусствами. Ваши действия слишком искусны, чтобы выполнять их просто для физической нагрузки. Кстати, какого цвета у вас пояс?

Ее бы очень удивило, если бы он оказался не черным.

— А это имеет значение? — Он смотрел на нее так, будто она была жуком на булавке: с любопытством ученого и чем-то еще, что можно было бы, не знай она его, принять за мужской интерес.

— Да, в общем, нет. Я просто поддерживаю разговор. — Его навыки общения явно не на том же уровне, что другие его способности. По какой-то причине она находила это весьма располагающим. — С вашей стороны было бы вежливо ответить на вопрос, если только у вас нет каких-то причин не отвечать.

Две полоски румянца появились на его высоких скулах, указывая на то, что он понимает, как трудно дается ему вежливое обхождение, и что его на самом деле беспокоит этот факт.

— У меня черный пояс.

— Впечатляет!

— Правда? — Его, кажется, искренне интересовал ее ответ, в серых, как грозовая туча, глазах отразилось любопытство.

— Да. Это потрясающе. Ведь чтобы добиться такого, требуется много самодисциплины и работы.

Он, похоже, задумался над ее словами.

— Это еще не все, что нужно делать.

— Что вы имеете в виду?

— Я начал учиться таэквондо у дяди моей матери, когда мне было четыре года. К тому времени я уже ходил в школу, где все дети были старше и крупнее меня. У меня не было товарищей для игр, так что тренировки с дядей хоть как-то развлекали меня.

Трудно представить, что когда-то он был меньше одноклассников, ведь теперь он стал таким крупным мужчиной.

— Эрик говорил, что вы были одаренным ребенком.

— Да.

— Наверное, трудно быть младше всех вокруг вас?

Выражение какого-то затаенного одиночества и боли промелькнуло в его мужественных чертах, прежде чем он коротко кивнул.

— Джейкоб подал ужин.

Такая резкая перемена темы потрясла ее.

Он обошел ее и нажал кнопку, открывавшую стеклянную панель.

— После вас. — Он церемонно протянул правую руку. Она улыбнулась и, проходя мимо него, была шокирована, почувствовав, как он потянул ее за хвост.

— Мне нравится. Он не такой консервативный. — Он тут же отпустил ее, так что она не обиделась.

Она посмотрела вниз на свою одежду и босые ноги.

— Я бы сказала, что сейчас мы оба очень далеки от консервативности. — Но внутри что-то кольнуло от его определения ее привычной манеры одеваться. В её устах это прозвучало так, будто она одевается как старуха, но, хотя ее одежда и была консервативна по стилю, она всегда старалась придерживаться определенного уровня элегантности.

Но стоит признать, что она никогда не носила ничего даже отдаленно сексуального или чересчур женственного.

— Этот серый вам идет. Для вашего цвета волос у вас очень бледная кожа. Очаровательный контраст.

Прежде чем ответить, она позволила ему усадить себя.

— Я похожа на прабабушку, а в южной Калифорнии моя «нездоровая бледность» не считается очаровательной.

— Вы говорите, будто выглядите больной, но это не так.

— Я не загораю. Я сгораю. А для большинства калифорнийцев это действительно болезнь. — Она коротко рассмеялась, стараясь превратить все в шутку, но в памяти всплывало время, проведенное в солярии, когда она подростком пыталась приобрести «правильный вид».

— Те, кто много загорает, больше других рискуют заболеть раком кожи. К тому же их кожа преждевременно стареет.

Она многозначительно посмотрела на его обнаженный торс.

— Сейчас, став взрослой, я это понимаю. Подростком меня это не заботило. Я просто хотела быть как все. — Даже если бы она загорала, у нее все равно было гораздо больше выпуклостей, чем у остальных девочек.