— Ага! Понимаешь, в доисторичеськи времена больши камни перетаскивали з помощью деревянных роликов, сделанных из стволов деревьев. Дивись! — Он разложил в ряд на столе несколько остро отточенных карандашей Н2 и положил на них сверху книгу. — Одни люди толкали каминь, а други — после того як каминь перекатывався через ролик — должны були вынуть ствол иззади, оббижать каминь и перенести его наперед. При гусеничном ходе етот перенос роликов выполняеться цепями и соединениями.

Папа, Анна и Майк по очереди сдвигали книгу, вынимая карандаши сзади и перенося их вперед, — все быстрее и быстрее.

Я зашла на кухню, расставила на подносе чайные чашки, налила в кувшин молока и стала искать печенье. Ну где же она? Дома ли? По-прежнему от нас прячется? И тут я ее увидела: через сад к дому, в шлепанцах на высоком каблуке, неторопливо рассекала крупная блондинка. Она двигалась презрительно-ленивой походкой, словно ей стоило большого труда подойти и поздороваться с нами. На ней была джинсовая мини-юбка намного выше колен и розовая безрукавка, обтягивавшая пышную грудь, которая подскакивала при ходьбе. У меня отвисла челюсть от этого буйства покрытой ямочками кремовой плоти. Полноты, граничащей с тучностью. Когда она подошла ближе, я увидела, что ее волосы, ниспадавшие на обнаженные плечи взъерошенным «конским хвостом» а-ля Бардо, были отбелены и примерно на один дюйм чернели у корней. Широкое, миловидное лицо. Высокие скулы. Раздутые ноздри. Широко поставленные глаза, золотисто-коричневые, словно патока, и подведенные, как у Клеопатры, черными линиями, подскакивавшими в уголках. Губы почти презрительно надуты и подведены бледно-розовой помадой, выходящей за их линию, — наверное, для того, чтобы они казались еще более полными.

Потаскуха. Сука. Дешевая шлюха. И эта женщина заняла место моей матери! Я протянула руку и оскалилась в улыбке:

— Здравствуйте, Валентина. Рада, что мы наконец с вами встретились.

Ее рука оказалась холодной и липкой, мою она даже не пожала. Длинные ногти покрыты бледно-розовым перламутровым лаком под цвет губной помады. Я посмотрела на себя ее глазами: мелкая, тощая, темноволосая, без бюста. Не женщина, а одно название. Она наградила Майка медленной, игривой улыбкой.

— Водку пьоте?

— Я заварила чай, — сказала я.

Когда она вошла в комнату, отец не мог оторвать от нее глаз.

В шестнадцать лет отец запретил мне пользоваться косметикой. Велел подняться наверх и смыть ее, и только после этого я смогла выйти из дому.

— Надя, токо подумай, если б уси женшины красилися, то не було б ниякого естественного отбора. Неизбежным результатом етого стало бы обезображивание вида. Ты ж не хочешь, шоб ето произошло?

Экий интеллектуал! Нет чтобы вести себя как нормальный отец и просто сказать, что ему это не нравится! А теперь пускает слюни, глядя на эту размалеванную русскую прошмандовку. Или, может, он стал так близорук, что уже не замечает косметики на ее лице. Наверное, считает, что она так и родилась с бледно-розовыми перламутровыми губами и черными тенями в уголках глаз, как у Клеопатры.

Затем в дверях появился новый персонаж — подросток. Полноватый, с детским веснушчатым лицом, сколотым передним зубом, вьющимися каштановыми волосами и в круглых очках.

— Наверное, ты Станислав, — выпалила я.

— Да. — Очаровательная щербатая улыбка.

— Рада познакомиться. Наслышана о тебе. Давайте все вместе выпьем чаю.

Анна смерила его взглядом с головы до ног, однако на ее лице ничего не отразилось. Он был младше и поэтому не представлял для нее интереса.

Мы неловко расселись за столом. Один только Станислав выглядел спокойным. Он рассказал нам о своей школе, любимом учителе, нелюбимом учителе, любимой футбольной команде, любимой поп-группе; своих водонепроницаемых спортивных часах, которые потерял на озере Балатон; своих новых кроссовках «Найки»; своем любимом блюде — макаронах; о том, как боится, что другие дети задразнят его, если он растолстеет; о вечеринке, на которую ходил в субботу; и о новом щенке своего дружка Гэри. Станислав говорил уверенным голосом, с приятной интонацией и прелестным акцентом. Мальчик чувствовал себя совершенно непринужденно. Все остальные молчали. Бремя невысказанных мыслей нависало над нами, подобно грозовым тучам. На улице упали первые капли дождя, и мы услышали дальние раскаты грома. Отец закрыл окно. Станислав продолжал говорить.

После чаепития я отнесла чашки в раковину и собралась их помыть, но Валентина жестом отогнала меня. Натянула на свои пухлые руки с розовыми перламутровыми ногтями резиновые перчатки, нацепила передник в рюшечках и взбила в миске мыльную пену.

— Я помыю, — сказала она. — Ты йды.

— Мы поидемо на кладовище, — сообщил отец.

— Я з вами, — сказал Станислав.

— Не, Станислав, лучче останься и поможи маме.

А то, глядишь, примется рассказывать о своем любимом кладбище.

По возвращении с кладбища мы еще выпили чаю, а там подоспело и время обеда. Валентина все приготовит, сказал отец, она хорошо готовит. Мы расселись вокруг стола и начали ждать. Станислав рассказал нам о футбольном матче, в котором забил два гола. Майк, Анна и я вежливо улыбались. Отец сиял от гордости. Тем временем Валентина надела свой передник в рюшечках и принялась хлопотать на кухне. Разогрела замороженные полуфабрикаты — шесть кусочков жареного мяса с гарниром из горошка и картофеля — и торжественно поставила их перед нами на стол.

Мы ели молча. Разрезая жилистое разогретое мясо, громко царапали ножами по тарелкам. Даже Станислав на пару минут замолк. Добравшись до горошка, отец закашлялся. В горле у него застряла кожура. Я подала ему воды.

— Очень вкусно, — сказал Майк, ища взглядом сочувствия. Мы все поддержали его дружным бормотанием.

Валентина ликовала:

— Я готовлю совремьонну еду, не селянську.

На десерт было мороженое с малиновым наполнителем из морозильной камеры.

— Мое любиме, — хихикнув, сказал Станислав.

Он перечислил все свои любимые вкусы мороженого.

Отец порылся в письменном столе и пришел с целой стопкой исписанной бумаги. Это была свежая глава его книги, которую я помогла ему перевести. Ему хотелось прочитать ее Майку, Валентине и Станиславу.

— Вы кой-шо узнаете з истории нашой любимой батькивщины.

Но Станислав неожиданно вспомнил, что ему нужно еще доделать домашнее задание, Анна ушла в деревню за молоком, а Валентина села на телефон в соседней комнате. Так что в гостиной с настежь открытыми окнами остались сидеть лишь мы с Майком.

В истории Украины трактор сыграл противоречивую роль. В старину Украина была крестьянской страной. Чтобы полностью развить потенциал земледелия в такой стране, механизация была крайне необходимой. Однако эта механизация была проведена поистине ужасающим способом.

Его голос стал громче, вобрав в себя все те ненаписанные и невысказанные слова, что были втиснуты в читаемый текст.