Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проехали, Слава. Скажи лучше, ты принимал участие в той операции?
— Немного.
— Вот об этом и поговорим.
— По распоряжению Бориса Константиновича я обеспечивал транспорт и связь.
— То есть?
— В соответствии с требованиями того оперативника…
— Вы встречались?
— Нет.
— Дальше.
— Пригонял в нужное место машину, забирал ее. В тот день, когда его взяли, приобрел ему билеты на автобус до Мальме и на паром до Стокгольма. И то и другое оставил в тайнике. Еще вел с ним переговоры по телефону.
— О чем разговаривали?
— Он отдавал распоряжения, я докладывал об их исполнении. Последний раз он звонил накануне задержания. Разговора не получилось.
— Почему?
— О чем говорить? — он хмыкнул. — Мужик просто визжал и нес какую-то чушь, дескать, шандец, отбегался. Прислали, называется, опера.
— То есть, ты считаешь, что Центр ошибся с кандидатурой?
— Честно? — он снял очки с носа, протер их и возвратил на место.
— Честно.
— Думаю, что не из кого было выбирать.
— То есть, все мы — последние лохи, и я в том числе?
— Уверен, что настоящие профессионалы остались в прошлом, как и великая держава, — поджал губы и глянул исподлобья. — Без обид, товарищ майор.
— Какие уж там обиды. Иди, Слава, еще поговорим, если будет время.
Этих пятерых у гостиницы не было. Наверное, они все еще таскались по городу за притворившимся мной Константином. Ничего страшного, пешие прогулки полезны для здоровья, а моему бывшему, не самому безнадежному ученику, неплохо лишний раз вспомнить основы ремесла. Я вошел в номер и сразу же отправился в ванную, отмачивать под краном, ставшую квадратной голову. Целых пять часов без остановки я просидел над записями переговоров Славика с Ником, внимательно вслушиваясь в каждый звук, стараясь не упускать из виду ни посторонних шумов, ни оттенков интонации. Особые надежды я связывал с последним их разговором, когда тому оперу было уже совершенно ясно, что его вот-вот возьмут за жопу. Все напрасно, действительно, сплошные писки, визги и стоны на тему «шандец, приплыли». А мне казалось, что он обязательно подбросит еще какую-нибудь подсказку, без которой ребус не решить. Выходит, напрасно Костя счел его серьезным мужиком.
Вытащил башку из-под крана и принялся массировать точки на висках и у основания черепа. Вроде, помогло, туман в мозгах рассеялся, сразу же захотелось есть и пить, в смысле, выпить и закусить. Ничто так не восстанавливает мой хилый интеллект, как хорошая обильная еда и некоторая толика спиртного. А потому… Я переоделся, причесался и засобирался в кабак, морально разлагаться, то есть, жрать и пьянствовать. В каком-нибудь тягомотном фильме, российский разведчик на моем месте провел бы вечер за бокалом минеральной у себя в номере, пуская скупую мужскую слезу на извлеченную из-под стельки сапога, фотографию супруги с детишками и размышляя о судьбах отечества. Разведчики из фильмов, вообще, не спят, не едят и даже не посещают сортир, а только и делают, что совершают подвиги и скучают по родине. Я, увы, совсем не такой, жена от меня давным-давно ушла, а детишек бог не дал.
Оставив в номере пару незамысловатых «секреток», я запер дверь и двинулся на выход. Зазвонил телефон в кармане куртки.
— Да.
— Вы уже в гостинице, сэнсэй, — доложил Костя.
— Давно?
— Минут двадцать.
— Ты где?
— Еду домой.
— Тогда, до завтра… — и отключился.
Для начала я залпом проглотил в баре ресторана двойную «Финляндию». Повторил заказ, закурил и принялся неторопливо цедить ледяную водку, любуясь видами через зеркальную стенку. Любопытно было посмотреть, кто же зайдет в ресторан следом. Дело в том, что на выходе из гостиницы меня опять подхватили.
Невысокая тучная негритянка в обнимку с высоченным и тощим длинноволосым блондином. Не первой свежести, слегка обвисший, молодящийся красавчик с малолетней шлюхой. Пожилая пара, по виду, из Германии. Крашеная, спортивного вида блондинка лет тридцати в брючном костюме цвета чайной розы. Вошла, осмотрелась и решительно двинулась к бару. Заказала на ломаном английском двойную водку и устроилась за стойкой через два табурета от меня.
Чувствуя, как начинают от голода скручиваться в морской узел кишки, я залпом забросил в себя остатки сорокоградусной и засобирался в зал за столик.
— Вы — русский… — скорее утверждение, чем вопрос, на том же языке и высказанное.
Я повернулся, соседка по барной стойке смотрела в упор, как будто, прицениваясь. Или, прицеливаясь.
— А, что, так заметно? — я бросил испуганный взгляд на свое отражение в зеркальной стенке.
Неужели перед выходом из номера я забыл снять буденовку или, хуже того, футболку, на которой белым по черному прописана моя национальность?
Вроде, нет. Странно, обычно во мне угадывают принадлежность к отчизне только тогда, когда я сам того пожелаю.
— Еще как, — улыбнулась она. Хорошие зубы, ровные, только слегка желтоватые — Вы не представляете, как — теперь представляю.
— Вас не обманешь.
— И не пытайтесь, — она рассмеялась, как будто жемчуг рассыпала. — А не выпить ли двоим соотечественникам по случаю случайной встречи на чужбине? Я угощаю.
— Согласен, только, при одном условии.
— Каком же?
— Вы угощаете меня выпивкой, а я вас — ужином.
— Вообще-то, я стараюсь не есть на ночь — заколебалась она.
— С такой фигурой вы можете смело есть поздно вечером и даже ночью… — галантно проворковал я.
— Льстец, — она сделала знак бармену, указала на свою рюмку и молвила: — Two — тот все прекрасно понял.
— За случайную встречу, — сказал я, поднимая рюмку на уровень глаз.
— Присоединяюсь, — незнакомка точь-в-точь повторила мой жест. — Кстати, я — Евгения.
— Это судьба, тезка, — признал я, перелив в себя содержимое сосуда. — Пойдемте ужинать.
Стейк, жареная картошечка, прекрасная незнакомка, что еще нужно одинокому, интеллигентному мужчине средних лет, для того чтобы приятно провести вечер? Евгения, видать, долго держала диету или просто проголодалась. По крайней мере, ела она наравне со мной, да и пила, признаться, тоже. Мало-помалу, столь неожиданно завязавшееся знакомство, переросло в глубокую взаимную симпатию. После третьей рюмки мы перешли на ты, после пятой станцевали что-то томное и медленное, после седьмой — расцеловались.
— Вот, ведь, как бывает… — томно проговорил я, вернее, водка во мне. — Живем в одном городе, а познакомились черт знает где… Я так рад этому, а ты?