И до конца дня она уже не выходила.

В течение следующих нескольких месяцев Пейдж очень мало виделась с Кэт и Хони. Они быстренько завтракали вместе в кафетерии или случайно встречались друг с другом в коридорах больницы. Общались главным образом с помощью записок, которые оставляли дома. «Ужин в духовке». «Сломалась микроволновая печь». «Простите, не успела убрать со стола». «Может, поужинаем вместе в субботу?» Продолжавшиеся изматывающие дежурства были сплошным наказанием, испытанием на прочность молодых ординаторов.

Но Пейдж нравилась изнуряющая работа. Она не оставляла времени думать об Альфреде и чудесном будущем, о котором они вместе мечтали. И все же Пейдж не могла вычеркнуть его из памяти. Что же он наделал, причинив ей такую невыносимую боль? Пейдж мучила себя бесполезной игрой в «а что, если?».

А что, если бы она осталась с Альфредом в Африке?

А что, если бы он приехал со мной в Чикаго? А что, если бы он не встретил Карен? А что, если?…

В пятницу, когда Пейдж зашла в раздевалку, чтобы надеть хирургический костюм, она обнаружила, что кто-то написал на нем черным фломастером: «сука».

* * *

На следующий день, когда она захотела заглянуть в свой блокнот с записями, оказалось, что он исчез. «Наверное, я положила его в другое место», – подумала Пейдж.

Но она сама не верила в это.

* * *

Мир за пределами больничных стен перестал существовать для нее. Краем уха она слышала, что Ирак грабит Кувейт, но это было не важно на фоне страданий пятнадцатилетнего пациента, умирающего от лейкемии. В тот день, когда произошло объединение Восточной и Западной Германии, Пейдж пыталась спасти жизнь пациента, страдавшего диабетом. Маргарет Тэтчер покинула пост премьер-министра Великобритании, но для Пейдж более важным был тот факт, что больной из двести четырнадцатой палаты снова мог ходить.

Переносить все трудности ей помогали врачи, с которыми она работала. За редким исключением это были самоотверженные люди, они лечили других людей, снимали их боли, спасали их жизни. Пейдж наблюдала те чудеса, которые они творили каждый день, и это наполняло ее чувством гордости.

Труднее всего было работать в палате неотложной помощи, куда стекались жертвы всевозможных аварий и катастроф.

Долгие дежурства и изнурительная работа ложились тяжелейшим бременем на персонал больницы. Процент разводов среди врачей был необычайно высок, а внебрачные связи считались обычным делом. Том Чанг как раз и оказался одним из тех, у кого возникли проблемы в семье. Об этом он рассказал Пейдж, когда они пили кофе.

– Я нормально переношу дежурства, а вот моя жена их не переносит. Жалуется, что теперь совсем не видит меня, что я чужой человек для нашей маленькой дочки. Она права. Я не знаю, что делать.

– А твоя жена была в нашей больнице?

– Нет.

– Почему бы тебе не пригласить ее сюда пообедать, Том? Пусть посмотрит, чем ты здесь занимаешься и как это важно.

Лицо Чанга просияло.

– Отличная идея. Спасибо, Пейдж. Я так и сделаю. Я хочу, чтобы ты познакомилась с ней. Ты пообедаешь вместе с нами?

– С удовольствием.

* * *

Жена Чанга Сай оказалась красивой молодой женщиной – такая классическая красота не увядала с годами. Чанг провел ее по больнице, а потом они вместе с Пейдж обедали в кафетерии.

Чанг рассказал Пейдж, что Сай родилась и выросла в Гонконге.

– Как вам понравился Сан-Франциско? – поинтересовалась Пейдж.

Сай некоторое время помолчала.

– Интересный город, – вежливо ответила она, – но я чувствую себя чужой здесь. Он очень большой и очень шумный.

– Но, насколько я понимаю, Гонконг тоже большой и шумный город.

– Я родом из маленькой деревни в часе езды от Гонконга. Там нет шума и автомобилей, все знают друг друга. – Сай посмотрела на мужа. – Том, я и наша дочурка были там очень счастливы. На острове Ллама просто чудесно. Там пляжи с бельм песком, маленькие фермы, а по соседству небольшая рыбацкая деревня Сак Ку Ван. Там так тихо. – Голос ее был полон мечтательной ностальгии. – Мы с мужем много времени проводили вместе, как и должно быть в семье. А здесь я его почти не вижу.

– Миссис Чанг, я понимаю, как вам сейчас трудно, но через несколько лет Том сможет открыть частную практику, и тогда у него будет больше свободного времени.

Том Чанг взял жену за руку.

– Слышишь? Все будет хорошо, Сай. Не волнуйся.

– Я понимаю, – ответила Сай, но в ее голосе не прозвучало уверенности.

Пока они разговаривали, в кафетерий зашел мужчина и остановился возле двери. Пейдж был виден только его затылок, но ее сердце учащенно забилось. И тут мужчина обернулся. Это был совершенно незнакомый человек.

Чанг наблюдал за Пейдж.

– С тобой все в порядке?

– Да, – солгала Пейдж. «Я должна забыть его. Все кончено». И все же воспоминания о тех чудесных годах, о радости, наслаждении, любви… «Как я могу забыть все это? Может, уговорить кого-нибудь из здешних врачей сделать мне лобектомию?»

* * *

Пейдж столкнулась в коридоре с Хони. Та едва дышала и выглядела озабоченной.

– Что-нибудь случилось? – спросила Пейдж.

– Да нет, ничего. Все в порядке, – натянуто улыбнулась Хони и поспешила дальше.

Хони прикрепили к лечащему врачу Чарльзу Айлеру, про которого в больнице ходила слава очень придирчивого доктора.

Во время первого же обхода он сказал Хони:

– Я ждал, когда мы начнем работать вместе, доктор Тафт. Доктор Уоллис поведал мне о ваших выдающихся оценках в медицинском колледже. Насколько я понимаю, вы намерены специализироваться в терапии.

– Да.

– Очень хорошо. Значит, нам с вами работать еще три года.

Они начали обход.

Первым пациентом был мальчик-мексиканец. Доктор Айлер, игнорируя остальных ординаторов, повернулся к Хони.

– Думаю, вам будет интересен этот случай, доктор Тафт. У больного все классические симптомы: потеря аппетита, веса, металлический привкус во рту, усталость, малокровие, повышенная раздражительность и потеря координации. Каков будет ваш диагноз? – Доктор Айлер улыбнулся, ожидая ответа.

Хони невозмутимо посмотрела на него.

– Ну, диагнозов может быть несколько, не так ли? Доктор Айлер в изумлении уставился на нее.

– Но это же типичный случай…

В их разговор вмешался один из ординаторов:

– Отравление свинцом?

– Совершенно верно, – подтвердил доктор Айлер.

Хони улыбнулась.