Изувеченное тело нашли в том самом ручье, куда он и спихнул девочку, когда боль оставила его. Вся округа была в ужасе. Крестьяне похватали вилы и несколько дней рыскали по ближайшим лесам. Иоганн с интересом подсматривал за страданиями ближайших родственников во время похорон и слушал, как они обрушивают проклятия на его голову, и жаждут кары. Но он понял и другое. То, что в случае его поимки, пощады не будет. Он умрет, и самой страшной смертью. Значит, нужно было найти себе защиту. Ибо он не такой, как все. Он — избранный!

В тот же год умерла мать. Единственный человек, которого Иоганн боготворил. От нее он получил голубые глаза, все остальное было отцовским — хищный нос, острый подбородок и бесцветные, белесые жидкие волосы. Это мать защищала его перед вечно пьяным отцом. Тогда доставалось обоим. Отца он видел только пьяным. Обнищавший рыцарь — потомок псов-крестоносцев, что мечом и огнем покоряли сей край, окончательно лишился всего, что его предки силой забрали себе. Закон о редукции боком вышел лифляндскому дворянству. Бумаг на земли и замки, отродясь не было, а если и были, то разве найдешь их в пьяном угаре. Даже судиться не пробовал Генрих фон Фредберг. Однажды пришли солдаты и выкинули их всех из родового замка, расположенного в одной миле от Риги, оставив на прокорм крошечное поместье. Всю злобу Генрих вымещал на жене и сыне. Бил обоих с холодной тевтонской яростью. От побоев мать и скончалась. Иоганн и так ненавидел родителя, а после смерти матери, и подавно. Сдох Генрих через полгода. Именно сдох, как отметил про себя Иоганн. Напившись, упал во дворе, а дело было по осени, и захлебнулся в грязной луже. Незадолго до смерти, чтоб избавиться от ненавистного сына, отправил он его учиться в Дерпт, в протестантскую школу при университете. Скорее сам Иоганн настоял на этом, ища любой повод вырваться на свободу. Это была одна из причин, а другая состояла в том, что Иоганн испугался. После убийства той самой девочки, он понял, что легко и просто может убить собственного отца, когда тот будет беспомощно пьян. И здесь ему будет не отвертеться от наказания. Его приступы начинались всегда после буйств родителя, и он понял, что это реакция Того, что сидит в нем. Значит, Он восстает против насилия, но гасит вспышку именно собственным насилием.

Иоганн перебрался в Дерпт и стал усердно учиться. Тяга к знаниям передалась ему от матери, также, как и русский язык, на котором она всегда с ним разговаривала. Ее отношение к давней родине было странным, его Иоганн не понимал, но то, что вынес из этого имело лишь негативный оттенок. Там обидели его мать! Оттого Московия, как ее все называли, стала сродни для Иоганна образу ненавистного отца. И если от матери он взял помимо тяги к знаниям, еще какую-то неведомую ему азиатскую хитрость и изворотливость ума, позволившую в дальнейшем выкручиваться из любых положений, в которые он мог попасть с несколько необычным, если так можно сказать, способом удовлетворения сидящего в нем, то от отца передалось искусство в совершенстве владеть оружием. Те немногие уроки фехтования, что преподал ему отец, когда бывал не слишком пьян и зол, усвоены были моментально. Оставалось их развить и отшлифовать.

Он внимательно изучал все науки, особенно богословие, стараясь получить ответ на интересовавший его вопрос: что с ним происходит, и Кто находиться в нем. Однако найти то, что его интересовало, было сложно в евангелическом учении, хотя он усердно штудировал и Библию, все три староцерковных Символа Веры и Книгу конкордии[9]. Однажды, он даже не выдержал, и кое в чем сознался на исповеди, надеясь услышать ответ. Нет, он не рассказывал об убийстве, он просто поведал о своих внутренних ощущениях. Но священник, преподобный Якобсон, внимательно посмотрел на своего ученика и ничего не сказал. Через день за ним и пришли. Это были странные люди, в длинных черных плащах, такого же цвета камзолах военного покроя. Ни один из них ничем не выделялся среди других, и если не особенно вглядываться, то могло показаться, что они все — близнецы. Ему приказали следовать за собой, предварительно завязав глаза. Почему-то он был уверен, что это не арест. Они ехали довольно долго. Потом остановились и его повели, не снимая повязки по каким-то длинным коридорам. Они поднимались и спускались по лестницам, его поддерживали за локти, не жестко, но твердо. Пока наконец, они не оказались в каком-то помещении, где ему позволили открыть глаза. Это было помещение непонятных размеров, так как из-за сплошной темноты стен не было видно. Здесь находился один единственный стол, на котором мерцала очень маленькая свечка, и лежал необычный крест красного цвета с серебряными звездами. Перед ним стоял человек высокого роста в длинном, до пят, темном плаще. Его лица не было видно ибо оно скрывалось под темным капюшоном с прорезями для глаз.

— Тебя интересует то, что находиться внутри тебя? — Вопрос заставил вздрогнуть, ибо голос который это произнес, показался нечеловеческим. Будто с ним разговаривал не тот, кто стоял напротив, а сами стены с потолком, которых Иоганн не видел, или пол, единственное, что он мог сейчас ощущать.

— Да! — тихо ответил юноша.

— Тогда ты останешься здесь и возможно получишь ответ на свой вопрос. Если мы это сочтем нужным. — спросили стены. Почему-то спрашивать о возможности сделать некий выбор, у Иоганна желания не возникло. Голос и сама обстановка исключало это. Ему завязали снова глаза и отвели в камеру. Когда за ним захлопнулась дверь, он сам снял с глаз повязку и в этом убедился. Окон здесь не было, зато стояла деревянная скамья, но которой он должен был по всей видимости спать, и такой же грубосколоченный деревянный стол. На нем лежала Библия, но не вся, а лишь Ветхий Завет. Рядом теплился огонек большой и толстой свечи. Три раза в день ему приносили большой кусок хлеба и кувшин с водой. Иногда меняли свечу. Так он просидел неделю, коротая время за чтением. Лишь однажды к нему пришел тот самый священник Якобсон.

Мельком взглянув на раскрытую книгу, преподобный удовлетворительно кивнул:

— Похвально, что тебя интересует Закон Моисеев. Послушай, Иоганн, сядь поближе. Мне показалось то, что ты мне тогда рассказал, весьма необычным для столь юного человека. Это говорит о некой твоей исключительности и предопределенности судьбы. Именно поэтому я рекомендовал братству обратить на тебя внимаиие.

— Братству? — переспросил Иоганн.

— Да, братству. Ты не ослышался! — повторил преподобный.

— А… это братство…оно христианское… — решился задать вопрос юноша.

Священник усмехнулся:

— Разве ты не видел креста?

— Видел.

— Вот и ответ. Но смысл всего ты познаешь в храме, когда пройдешь все три степени посвящения.

— А если я их не пройду?

— Тогда ты умрешь. — Сказал преподобный, как о чем-то обыденном.

— Я согласен. — Иоганн опустил голову. Он вдруг понял, что именно здесь он найдет ответ на свой вопрос.