можно только по обвисшей груди. Из одежды — только набедренные повязки из каких—то веревок.

—М-да, — только и сказал Данут.

— Файны — позор моего народа. Но это мой народ! — с болью сказал Курбада. — Нас и так мало, и мне грустно, что один из наших кланов скоро выродится.

Курбада шел уверенно, как человек, ожидавший радушной встречи. И впрямь, с ним то и дело раскланивались, а кое с кем он даже и обнимался. Дойдя до середины деревни, где была хижина чуть повыше и попросторнее, Курбада остановился:

— Надо поприветствовать вождя. Извини, но тебе придется подождать. Большой Ранух не может показывать свое лицо никому из чужаков.

В ожидании проводника, Данут скинул порядком надоевший мешок, и присел. Он ожидал, что вокруг него выстроится вся деревня, чтобы поглазеть на диковинку. Помнил, как будучи ребенком, бегал смотреть на моряков и торговцев, появившихся в их поселке. Здесь же, в забытой Единым и людьми, болотной деревне, никто не проявил интереса к пришлому парню. Народ занимался своими делами — кто чинил сети, кто перемешивал в небольших горшках какую—то траву, а кто и просто сидел, подставив лицо к небу.

Дануту все это показалось странным. Ну, взрослые ладно, но почему не бегут дети? Да, а где вообще дети? Обычно, ребятишек бывает не меньше половины от количества взрослых, а то и больше. Вон, вроде бы показалась женщина (а это женщина?) с ребенком на руках, но тотчас же скрылась в тростниковой хижине.

Ждать пришлось долго. За это время Данут успел пересчитать все хижины — ровно десять, появлявшихся в зоне видимости людей — пятнадцать, вдоволь налюбоваться на небо и заросли тростника, казавшиеся даже выше, чем им положено быть. Когда же, наконец, Курбада вышел, то с довольным видом сказал:

— Разрешили тебе на ночь остаться. Мне-то они хоть и дальние, но все-таки родичи. Ну, пошли. Нам с тобой для ночлега хижину выделили.

Хижина, отведенная спутникам, была на самом краю островка. Данут, слегка оглядевшись — света внутри хватало из—за щелей, решил развести костер, но к своему удивлению, не нашел ни очага, ни хотя бы кострища. Не было в хижине ни дров, ни хвороста. Странное гостеприимство!

— Надо бы хоть камыша нарезать, если ни дров, ни хворосту нет, — озадаченно сказал парень.

— Зачем? — не понял Курбада. — А, ты про костер? Так про него забудь. У файнов не принято жечь огонь. Опасно. Здесь камыш сухой кругом, тростник. Если пожар — то все сгорит, прятаться негде.

Данут удивился. Вообще—то, если так рассуждать, так и в лесу костры разводить опасно — деревья кругом, а уж тем более, обустраивать очаги внутри деревянного дома. Даже на кораблях умудряются держать камбуз с печкой. Ну, фейнам, или, как там их? — файнам, виднее. Может, давным-давно, кто-то из вождей наложил «табу» на огонь, а теперь бедолаги мучаются?

Но все-таки, не выдержал, спросил:

— А как они живут, без огня? Как пищу готовить, одежду сушить?

— Пищу они прямо в сыром виде едят, или на солнце сушат. Попробуй, предложи им вареную или жареную рыбу, их стошнит. А одежда... Ты на них много одежды видел? Им без одежды по болоту гораздо сподручней ходить. В одежду змея заползти может, пиявка пристанет — ты ее не заметишь, она кровь высосет. А так, сразу заметно. Опять-таки, если одежды нет, так и сушить нечего.

Без костра, плохо, но не смертельно. Перекусить можно тем, что осталось в мешках, а запасов прихвачено изрядно. Крупа пусть лежит, соль тоже не понадобится. Данут начал вытаскивать сухари, копченое мясо, сыр. У Курбады была припасена сушеная рыба и пучок свежей зелени. Где проводник успел нарвать и когда, Данут не заметил. Что это за зелень, он тоже не знал, но пахла приятно.

— А вот воды мы с тобой не запасли, — загрустил Данут. — Неужели болотную пить придется?

Запасливые люди берут с собой в лес фляги с водой. Но Дануту такая идея показалась бы странной. Брать воду в лес, это все равно, что тащить с собой дрова! Надо быть уж совсем безглазым, чтобы не найти ручеек или речку. Но только, обязательно воду следует вскипятить! В свое время отец накрепко внушил, что сырую воду можно пить только из родника. Даже колодезную, не говоря уже о речной, заставлял кипятить. В походе, если костры разводить некогда, воду можно крепким вином разбавить, но вина с собой нет. Да и не жаловал парень вино, а после жизни с орками, перестал пить даже пиво. Конечно, нужда припрет, будешь и болотную воду пить, куда деваться? Можно ее через какую-нибудь тряпку процедить, что ли. Пожалуй, стоит сделать зарубку в памяти — идешь в лес, захвати хотя бы маленькую флягу!

— Да, без воды худенько придется, — почесал затылок проводник. — Тутошнюю сырую воду пить не стоит, выпил, один такой, а у него в брюхе червяки завелись, печень насквозь проели. Придется к хозяевам за водой идти.

— А они откуда чистую воду возьмут? — удивился Данут.

— Так и на болотах родники бьют, — объяснил Курбада. — Не такие, как на земле, но вода чистая и холодная — никакие червяки не выживут. Еще воду дождевую собирают. Ну, в самом крайнем случае, можно и болотную пить, только процедить ее надо не через тряпку, а сквозь мелко резанную хвою. Хвоя всех червячков убивает. Вода, правда, после этого горьковатой становится, невкусной, зато безопасная. Сейчас принесу.

Почему так болит голова, а тело отказывается подниматься с хорошо утрамбованного пола хижины?

— Не сердись, маленький фолк.

Данут открыл глаза. Перед ним, на корточках, сидел Курбада.

— Я не хотел тебя предавать, так получилось. У тебя слишком могущественные враги, а нас, фроглингов, осталось так мало.

Ясно, что зелье было подмешано в ту самую горьковатую воду, которую они пили вчера вечером. Данут попытался спросить — что за враги такие и, причем здесь болотные люди, но губы не слушались.

— Что ты там шепчешь? — склонился над ним Курбада. — Не мучайся, на фолков зелье действует долго, почти сутки.

Почти с сочувствием посмотрев на парня, фроглинг сказал:

— Меня наняли, чтобы я доставил тебя к джоддоку Суриону. Он давно мечтает отомстить за смерть своих сыновей. Помнишь? Не станешь же отрицать, что недавно ты убил двух «холодных пастырей»?

Если бы он мог шевелить губами и ворочать языком, то все