А в школе директриса, Алла Максимовна Кросова, вызывала к себе Людмилу Махоткину, чтобы «посоветовать» ей не становиться на пути мчащегося поезда. Результат, мол, всегда в подобных случаях предрешен. Причем тон мадам директрисы был непререкаемым, будто отказ ею уже получен. Взамен же предлагалось довольно примитивное благодеяние. Ты снимаешь свою кандидатуру, а школа, в свою очередь, может пообещать, что учительский состав в дальнейшем готов смотреть сквозь пальцы на некоторые твои трудности в учебе и посодействует в выдвижении твоей кандидатуры на золотую медаль. Вот такой приятный манок! Давай, девочка, ты же ничем, в сущности, не рискуешь! Впереди еще два года, и получится у тебя — не получится, а учиться-то придется. Имей это в виду.

То есть, надо понимать, что они все хотели — ну, отчасти кроме классной, если это действительно так, — чтобы отказ Люды от поездки не лишил их гранта, так сказать, на продолжение учебы в Сорбонне. Короче, и рыбку съесть, и… удобно устроиться при этом. Хорошие люди! Настоящие педагоги!.. И все, им кажется, устраивается правильно. Тем более что уже и в окружном управлении народного образования заместитель начальника управления, та дама, которая с самого начала занималась этим вопросом, успела каким-то удобным образом изменить свое мнение на полностью противоположное и… не рекомендовать ученицу… имярек для поездки во Францию по программе обмена учащимися. В общем, откажитесь, родительница! А Дина не послушалась и не отказалась, не зная толком, на что сама рассчитывает.

Такая вот ситуация. Такие дела, как говорил классик…

В разговоре с Филей, который, исключительно для разнообразия, Александр Борисович предложил назвать «штабными играми», разумеется, немедленно приняла самое деятельное участие и Алевтина. Она уже ничуть не скрывала своего полного удовлетворения оттого, что вошедший в холл Турецкий первым делом обнял ее и облобызал с такой силой и уверенностью, что другая на ее месте, несомненно, родила бы. Чем вызвал добродушную усмешку Агеева, прекрасно понимавшего истинный смысл «защитных» действий Александра Борисовича. Потом они тоже поздоровались и уселись у круглого стола. Аля пристроилась рядом с Сашей. Обращаться к «Сашеньке» было бы рискованно, это и она понимала. И Турецкий постарался максимально полно передать им суть конфликта, в который влез, по собственному выражению, не до конца осознав, о чем может идти речь, скорее, по инерции, по первому зову души.

Это уже был новый поворот в теме, и Алевтина Григорьевна, хоть и с любопытством, но и с изрядной долей сомнения, уставилась на Турецкого и не задержалась с вопросом. На него, видимо, полагала она, у нее уже было право:

— А кто, собственно, эта женщина?

— Дина-то? — не обратил почему-то внимания на интонацию Александр Борисович, — Вдова моего бывшего знакомого. Соседа по дому.

Секундная пауза, и Алевтина спросила строгим голосом нудной такой классной наставницы:

— Красивая? Молодая?

До мужчин дошло. Они переглянулись и… дружно застонали, гигантскими усилиями заставляя себя не взорваться от хохота. А вот Аля все равно обиделась. Что ее, за девочку, что ли, держат здесь?! Турецкий немедленно предоставил Филе право успокоить Алевтину тем, что оба они ничего конкретного против нее не имели и относятся к ней с одинаково добрыми товарищескими чувствами. Ну, тут Агеев немножечко обобщил, хотя — сошло. «Одинаково добрые»… Ага, знал бы Филя…

Но смех смехом, а реакция на полученную информацию у Филиппа была неоднозначная. Что касалось устройства легкой провокации, то такая операция особой сложности не представляла. Тут будет более важна точно сыгранная роль самой девочки. Достанет ли ей таланту, да и желания — это вопрос.

Далее. Переговоры с учителями, знакомыми с ситуацией, Филипп тоже мог бы взять на себя, следовало только уточнить, с кем из них. Но и это — тоже не впервой.

Расследуя вместе несколько лет назад очень в высшей степени неприятное дело об убийстве школьницы, дочери крупного бизнесмена, изнасилованной и убитой ее же школьными друзьями, они впервые, можно сказать, столкнулись с такой круговой порукой в том учебном заведении для «избранных», что сами не поверили. Но Филипп сумел-таки найти верные подходы к нужной учительнице, которая потом помогла им с Турецким распутать ту грязную историю. Так что для Фили это был бы уже не первый опыт общения на уровне учителей и школьников.

А вот со своей стороны Александр Борисович наметил начать действия с Франции. Для этого следовало возобновить, а отчасти и воскресить старые связи с французами, которых он сам же и учил еще в середине девяностых годов. Тогда впервые набрали в некоторых европейских странах и США уже отчасти подготовленных «студентов» для дальнейшей учебы в Центре по подготовке специалистов по антитеррористическим операциям. По сути, из них делали высококлассных специальных агентов, работающих в любых условиях. Но время шло, и многие из них уже перешли на государственную службу при правительствах своих стран. С некоторыми из них Александр, или Алекс, как они его завали, поддерживал связи. В частности, с американцами. Перезванивался, иногда встречался — как правило, во время зарубежных командировок, связанных с поиском и задержанием скрывающихся от правосудия преступников. Старые друзья тоже обращались к нему за помощью или советом. И все в конечном счете выходили на своего «вечного» директора — генерала Питера Реддвея, руководившего Центром подготовки в тихом баварском городке Гармиш-Партенкирхен, где по улицам по сей день бродят украшенные бантиками коровы.

Вот и в этой ситуации Турецкий счел возможным для связи с Францией попробовать привлечь свои прошлые контакты. Интересно, где сейчас и чем занимается та роскошная блондинка, в которую были влюблены все «студенты»? Где Маргарет Ляффон? Свои ее звали Марго, российские парни — естественно, по-русски — Машей. Бывало, что и Ритой. Но она всегда сердито поправляла: «Я — Марго!», и это превращалось в своеобразную игру.

Турецкий поставил перед собой задачу: не дать продажным господам московским чиновникам от образования заморочить головы доверчивым французам. Попытаться сделать так, чтобы его информация, доставленная в нужное время и в нужные руки, стала неплохим подспорьем во время возможного диалога французских спонсоров с российскими радетелями господина Базыкина. И кто же смог бы ему помочь лучше, чем Маша? Или Рита. Ну, хорошо, пусть — Марго!

А дело в том, что ясная позиция французов лишила бы Базыкина возможности «катить бочку» против Дины Махоткиной и ее дочери. Уж они-то в таком случае причем? Если и суждено поездке сорваться, так пусть это будет для всех приятным сюрпризом. А вообще-то, как известно, бабка еще надвое сказала!

И, наконец, последний вопрос — обеспечение необходимой техникой, — он, в принципе, и не стоял. Таковая в агентстве имелась, оставалось немного научить девочку ею пользоваться. Да она, нынешняя молодежь, куда грамотнее их — «стариков», ее и учить-то особо не надо.

За разговором, перемежаемым традиционным питьем кофе, появилась информация и от Макса. Вечный Бродяга выдал Турецкому несколько листов распечатки и, жуя, как обычно, попкорн, отчего его речь была малоразборчивой, сказал, что это пока все, но у него еще есть кое-что в запасе — позже.