Однако Дыбенко на поруках не усидел. С отрядом матросов он самовольно уехал в Самару якобы на борьбу с атаманом Дутовым, который под Оренбургом собирал военные силы против Советов. Судя по всему, это был только предлог.

Я читал, что, когда начальнику следственной комиссии большевику Крыленко удалось с ним связаться и пригрозить арестом за отъезд, Дыбенко ответил: «Еще неизвестно, кто кого будет арестовывать».

Действительно, бывший нарком демонстрировал откровенное неповиновение. В Самаре, где позиции большевиков в Советах не были стопроцентно прочными, он начал делать громкие заявления: говорил о том, что бывший наркомвоен Крыленко не имеет права судить его, потому что сам он практически сдал немцам не один город, а весь фронт. Кроме того, Павел Ефимович стал требовать от Совнаркома отчетов по денежным тратам. После долгих переговоров его все же удалось вернуть в Москву. В мае 1918 года он был отдан под суд. По военным обвинениям его оправдали, что говорит в пользу версии о сгущении красок Бонч-Бруевичем и Парским. Суд пришел к выводу, что Дыбенко совершил политические ошибки, но не военные. После этого экс-председатель Центробалта вышел на свободу.

Однако о политических амбициях Дыбенко пришлось забыть. Параллельно Совнарком принял эффективные меры по снижению влияния матросов. 20 апреля, буквально на следующий день после отъезда Дыбенко в Самару, наркомвоенмор Троцкий издал приказ о роспуске всех матросских отрядов, которые были отправлены на сухопутный фронт. Таким образом, был проведен очередной этап наведения порядка в военной сфере. После этого Дыбенко окончательно лишился политического влияния.

Он начинает новую жизнь: уезжает на Украину, пытается организовать там революционное движение среди матросов Черноморского флота. В годы Гражданской войны хорошо зарекомендовал себя как командир дивизии. Одно время комбригом у него служил небезызвестный Нестор Махно, а вся бригада состояла из махновцев. Другой бригадой командовал не менее знаменитый деятель украинского повстанческого движения Григорьев. То есть Павлу Ефимовичу достались двое исключительно самостоятельных подчиненных, и тем не менее он смог выстроить с ними отношения. Так что о политической карьере мечтать не приходилось.

Эпилогом матросской вольницы стал левоэсеровский мятеж в Москве, одной из ударных сил которого был матросский отряд при ВЧК под командованием Попова. После подавления бунта отряд распустили, а матросы окончательно потеряли имидж надежной вооруженной силы в глазах советского руководства. Латыши в этом смысле выглядели гораздо выигрышнее. Впоследствии настоящей гвардией советской власти стали красные курсанты.

Новый нарком Лев Троцкий известен как сторонник сотрудничества со старым офицерством. На флоте он проводил ту же линию, что и в сухопутной армии?

Да. Наиболее близким к Троцкому флотским военспецом стал контр-адмирал Василий Михайлович Альтфатер, который принадлежал к сливкам российского военного сообщества. Он одним из первых среди адмиралов перешел на сторону советской власти и участвовал в брестских переговорах в качестве эксперта. В Бресте он написал Троцкому любопытное письмо, в котором признался: «До сих пор я служил лишь потому, что считал нужным быть полезным России. Я не знал вас и не верил вам. Даже теперь многое мне непонятно, но я убедился — вы любите Россию, более чем многие из наших».

Это он так брестские переговоры истолковал?

Да, и, кстати говоря, это имело основания. Есть воспоминания царского генерала Александра Александровича Самойло, который сделал в советское время вполне успешную карьеру. Он отмечает, что Троцкий во главе советской делегации смотрелся энергичным переговорщиком и часто ставил в тупик немецкого начальника штаба Восточного фронта Макса Гофмана. По словам Самойло, ему пришлись по сердцу жесткие пикировки Троцкого с немецким генералом. Правда, Александр Александрович оговаривается, что другой член делегации, большевик Михаил Покровский, тут же разъяснил ему, как пагубна для переговоров горячность Троцкого. Но, возможно, эта оговорка Самойло придумана уже постфактум, когда Троцкий считался однозначно отрицательным персонажем. А вообще-то Лев Давидович был великолепным полемистом, и не генералу Гофману было тягаться с ним в словесных баталиях.

Конечно, Троцкий умно вел себя с представителями старого генералитета. Он всячески демонстрировал к ним уважение. Но и кадровые военные почувствовали в Троцком начальника: вроде бы человек в штатском, а перед ним вытягиваются полковники. Старые генералы в целом хорошо относились к нему. И это тем удивительней, что против Троцкого работали антисемитские предрассудки, укорененные в офицерской среде русской армии и флота. Недавно мне довелось читать воспоминания офицера, уволенного из флота в 1906 году. О нем говорили, что он выпадает из кают-компании, так как защищает студентов и требует, чтобы жидов называли евреями. В 1906 году это делало офицера флота белой вороной. И понятно, что к 1917 году мало что изменилось. А тут вдруг военным министром становится еврей Троцкий с ярко выраженными семитскими чертами внешности. И тем не менее…

Если мы посмотрим на то, кто командовал соединениями Красного флота, то увидим, что в основном это старые адмиралы: Александр Павлович Зеленой — на Балтике, Андрей Семенович Максимов — на Черном море, Александр Васильевич Немитц, который одно время возглавлял все силы Красного флота и который будет участвовать еще в Великой Отечественной войне. Ряд адмиралов занимал различные посты в штабах. Большая часть адмиралитета русского дореволюционного флота оказалась у красных.

Как вы думаете, с чем связана такая позиция адмиралитета?

Я бы сказал, что сыграл роль ряд факторов. С одной стороны, это следование в фарватере матросской массы, которая тянулась к большевикам и Советам. Вторая причина в том, что с началом интервенции у флота появился внешний враг. Так, на Балтике возникли англичане, а память о том, что англичане — это противники, была на флоте довольно сильной: до Русско-японской войны Британия считалась главным потенциальным соперником России на море. Выросли поколения русских морских офицеров, которые готовились к войне с Англией, и наконец она произошла.

Боевые действия на Балтийском море в ходе интервенции были очень интенсивными. В августе 1919 года британцы планировали уничтожить основные силы Балтфлота неожиданной атакой торпедных катеров на Кронштадт. Это нападение было отражено, но наш флот понес потери.

Напомню малоизвестный факт, что первая в истории победа русской подводной лодки над боевым кораблем противника произошла именно во время отражения английской интервенции: 31 августа 1919 года подлодка «Пантера» потопила английский эсминец «Виктория» в Финском заливе. Спустя несколько дней еще один эсминец, «Верулам», подорвался на советском минном заграждении. Красный флот на Балтике победил английский. И в этом была заслуга многих старых офицеров, которые вступили в Красный флот, чтобы бороться с внешними захватчиками.

Третьей причиной можно считать разумную политику Троцкого, который декларировал, что честная служба делает бывшего офицера другом советской власти. Кстати, большевики необязательно гнали офицерство на поля Гражданской войны: они как раз давали возможность избежать участия в ней, предлагая работу в учебных заведениях или в комиссиях по осмыслению опыта Первой мировой войны. Эта работа приносила зарплату, паек и относительно прочное положение.