Мисс Мецгер важно кивнула.

— О'кей, я понимаю.

— Но через два дня появятся еще два ребенка, и даже если предположить, что каждый прибудет с некоторым запасом подгузников, вам потребуется… двадцать четыре дня умножить на семь, умножить на два, что составит триста тридцать шесть подгузников. Тысяча пятьсот двенадцать плюс триста тридцать шесть будет тысяча восемьсот сорок восемь. В больших упаковках по тридцать две штуки в каждой. Но чтобы у вас не было проблем, нужно пятьдесят восемь упаковок этого размера, а я насчитала только пятьдесят четыре.

Мисс Мецгер тупо уставилась на полки с подгузниками.

— Но все гораздо сложнее. Троим из детей уже почти три месяца, и где-то через месяц им понадобятся подгузники меньшего размера, ну, скажем, недели через две. Если они слишком тесные — начнется сыпь. Стало быть, для этих трехмесячных потребуется… три умножить на семь ежедневно, умножить на тринадцать дней, что составит двести семьдесят три подгузника малого размера, а я вижу, что у вас восемь упаковок по двадцать восемь штук в каждой. Восемь умножить на двадцать восемь будет двести двадцать четыре. Следовательно, для этих трех младенцев нужно столько подгузников, что вы недосчитаетесь сорока девяти штук.

Мисс Мецгер сделала шаг в сторону полок, нахмурилась, и в этот момент Кристина сунула в карман один из стаканчиков.

— Но если вы закажете больше подгузников малого размера, то тогда мы сможем вычесть двести семьдесят три из первоначально необходимых нам тысячи восьмисот сорока восьми для новорожденных, что составит тысячу пятьсот семьдесят пять. Делим это число на тридцать два, количество в каждой упаковке, и получаем сорок девять целых и две десятых упаковок с подгузниками для новорожденных. У вас в наличии пятьдесят четыре, следовательно, если вы закажете еще подгузников малого размера, у вас определенно не будет в них недостатка.

— А, теперь я вижу, — сказала мисс Мецгер неуверенно.

— Но если вы не закажете таких подгузников… Но с прибытием следующих новорожденных подгузников точно не хватит. Давайте подсчитаем. У вас в наличии пятьдесят четыре упаковки, а вам нужно пятьдесят восемь. Умножаем четыре на тридцать два, получается сто двадцать восемь. На десять новорожденных — у троих из них, возможно, будет раздражение из-за слишком тесных подгузников — нужно по семь смен в день, то есть семьдесят подгузников каждые двадцать четыре часа… а у вас не хватает ста двадцати восьми… так что они кончатся утром двадцать шестого дня, то есть за день до того, как прибудет грузовик с новой партией.

— О-о…

— Конечно, вы можете экономить подгузники, мисс Мецгер, но вам придется договориться со всеми женщинами, чтобы они не использовали больше шести штук в день, или, точнее, более тринадцати за два дня. Но если они неправильно сосчитают, или попробуют вас обмануть, или будут слишком сонными утром и забудут, сколько раз меняли подгузники, тогда, возможно, через двадцать семь дней, считая от сегодняшнего, у десяти новорожденных в течение двенадцати или пятнадцати часов не будет свежих подгузников. Вот так примерно, как ни считай. При этом мы не принимаем во внимание возможность того, что у одного или даже у нескольких детей может случиться понос. Если же подгузники закончатся как раз к моменту прибытия грузовика с новой партией, тут тоже может случиться такое…

— Что? Говори! — Мисс Мецгер явно проявляла признаки беспокойства.

— А вот что. Я обратила внимание, что грузовик приезжает или в десять утра, или в два часа дня, предугадать время его прибытия…

— Ну и что из того? — прервала мисс Мецгер.

— Можно, я продолжу?

— А можно обойтись без грубостей?

— Это как раз то, что я больше всего не люблю. — Кристина взяла швабру в другую руку. — Так вот, грузовик каждые шесть недель завозит коробки с бумажными салфетками для столовой, где нас кормят тем, что они называют едой. Салфетки привозят каждые шесть недель. Так? Мне это известно, потому что я работала на кухне. Завоз совпадает с каждой третьей доставкой подгузников. Один и тот же поставщик, тот же грузовик, тот же водитель. Иногда он привозит подгузники, иногда салфетки, а иногда и то и другое вместе. Но кухонная разгрузочная платформа ближе к воротам, чем в родильном отделении, так что кухня — это первая остановка. Поэтому грузовик нагружают таким образом, чтобы сначала разгрузить салфетки. Водитель грузовика пуэрториканец, он любит потрепаться с Луисом, который заправляет на кухне, о кубинских бейсболистах, о танцклубах в городе, о своих вредных подружках. Послушайте, а вы умеете за себя постоять, мисс Мецгер?

Ее аккуратно накрашенные брови взметнулись вверх от неожиданного вопроса.

— Думаю, что да.

— Вот, мисс Мецгер, и я тоже! — воскликнула Кристина. — Или, лучше сказать, раньше умела. Я была очень вредная. И знаете что?

— Ну что ж, Кристина, скажи, если уж тебе так охота, — зевнула администраторша.

Кристина наклонилась и приблизила к ней лицо.

— А то, что мне нравилось быть вредной. — Она выпрямилась. — В любом случае эти мужики, занятые в соответствии с нашим точным расчетом поставками подгузников, проводят время в интеллектуальных дискуссиях, вместо того чтобы заниматься делом. И таким образом, к двадцати минутам неторопливой разгрузки кухонных салфеток, мисс Мецгер, добавляем еще тридцать минут на chingalasputas и обсуждения иных аспектов женственности, что в совокупности составит пятьдесят минут. Итак, даже если вы, мисс Мецгер, вы лично распределите подгузники идеально, вам придется выкладывать последние один или два в этот двадцать седьмой день от сегодняшнего дня, а поскольку в среднем необходим один подгузник на ребенка каждые три часа, когда он не спит, на десять детей в эти бездарно потраченные пятьдесят минут уйдут еще три подгузника. Для трех испачканных задниц. И все из-за мужичья, которое околачивает груши.

— Ты это прямо сейчас просчитала?

— Я вчера проходила мимо кладовой и увидела подгузники. Можно прикинуть на взгляд.

— О, — сказала мисс Мецгер, приходя в себя. — Не сомневаюсь, что мы бы и сами это обнаружили.

Кристина быстро шагала в сторону тюремной больницы, где через пятнадцать минут ей следовало закончить уборку, никому, впрочем, не нужную. Хорошо хоть, что ей нравилось подметать, всегда нравилось, поскольку это ее успокаивало. Перед амбулаторией стояла длинная очередь женщин, ожидавших раздачи ежедневной дозы AZT, метадона или прозака или что они там принимали для поддержания жизни. Лекарства приносили и в шизо, если вспоминали об этом.

Все говорило о желании наказать. В камере только койка да одеяло. И ничего больше — словно цементная клетка в зоопарке. По сравнению, скажем, с Лондоном XVIII века — ничтожный прогресс, разве что современная канализация. Двадцать три часа в день взаперти, час прогулки. Никакого телевизора, книжек, визитов, работы, музыки или возможности приготовить себе пищу. Только время, которое убивается чисткой ногтей и мастурбацией, тем, что прислушиваешься к тихому бормотанию труб и готовишь воображаемые кушанья, а еще убеждаешь себя в том, что жизнь не кончена, раскаиваешься, что ничего толком не сделала для своего доброго отца, и опять мастурбация, и ковыряние ногтем в зубах, и тысяча приседаний, и сочувствие женщине, которая стала вдруг биться в соседней камере головой о железную дверь. Мягкий Ти спровадит ее с превеликим удовольствием в шизо.