документы, свидетельствующие о том, что по отношению к попавшим в плен так называемым «изменникам Родины» жесткие меры планировались советским правительством буквально с первых дней войны. Существовала практика заочного осуждения военнослужащих, оказавшихся за линией фронта, как изменников Родины. Характерным был совместный приказ НКГБ, НКВД и Прокурора СССР от 28 июня 1941 г. Он предусматривал привлечение к ответственности членов семей заочно осужденных изменников Родины либо через военные трибуналы, либо через Особые совещания при НКВД. Затем последовал печально известный приказ наркома обороны И.В. Сталина № 270 от 16 августа 1941 г., объявлявший советских воинов и генералов, сдающихся врагу, «злостными дезертирами», трусами и изменниками Родины, родственники которых подлежат аресту. В нем особое внимание привлекают слова об уничтожении всеми средствами, как наземными, так и воздушными, тех начальников и красноармейцев, которые вместо организации отпора врагу предпочитают сдаться в плен, а их семьи лишались государственного пособия и помощи[137].

Советская военная пропаганда с первых дней войны начала формировать негативное отношение ко всем красноармейцам, оказавшимся в плену, невзирая на обстоятельства их пленения. Как отмечает историк А. Шнеер, 6 сентября 1941 г. центральная военная газета «Красная звезда» обратилась к теме плена. Передовая статья подытоживалась такими словами: «Сдача в плен немецко-фашистским мерзавцам — позор перед народом, перед своими товарищами, своими женами, детьми, преступление перед родиной»[138].

Вместе с тем изначальное отношение военно-политического руководства Третьего рейха к советским военнопленным тоже нельзя назвать гуманным. Между мартом и июнем 1941 г. ОКВ (Верховное главнокомандование вермахта — Oberkommando der Wehrmacht, OKW) и ОКХ (Верховное командование сухопутными войсками — Oberkommando der Heeres, OKH) был издан ряд приказов, которые являлись беспримерными в истории германской армии по той бесцеремонности, с какой они выступали против фундаментальных основ международного военного права. При этом главные направления войны на уничтожение Гитлер сам озвучил 30 марта 1941 г., выступая перед немецким генералитетом. Начальник Генерального штаба Ф. Гальдер записал эту речь фюрера. В одном из ее пунктов говорилось: «Коммунизм — чудовищная опасность для будущего. Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и никогда не будет товарищем. Речь идет о борьбе на уничтожение»[139].

Ответственность за содержание военнопленных преимущественно ложилась на отдел по делам военнопленных в рамках общего управления вермахта. Отдел возглавлял генерал от инфантерии Герман Райнеке[140], подчинявшийся начальнику ОКВ и отвечавший за назначение «командиров военнопленных» (Kommandeurs der Kriegsgefangenen) в каждом из 18 военных округов Рейха, в польском Генерал-губернаторстве, а также в рейхскомиссариатах «Остланд» и «Украина». Этим командирам подчинялись все лагеря для военнопленных.

В районах боевых действий отдел по делам военнопленных подчинялся Главному командованию сухопутных войск (ОКХ). Главная задача ОКХ состояла в том, чтобы как можно быстрее передать пленных в районы ОКВ (территория Рейха, Генерал-губернаторство, рейхскомиссариаты «Остланд» и «Украина»). В соответствии с планом «Барбаросса» предусматривалось три вида лагерей для пленных бойцов и командиров РККА: 1) лагеря для военнопленных рядового состава (шталаги — Mannschaftsstammlager), 2) транзитные лагеря для военнопленных (дулаги — Durchgangslager) и 3) армейские сборно-пересыльные пункты (Armee-Gefangenen-Sammelstellen).

Из районов боевых действий советские военнопленные должны были переводиться через сборные пункты в стационарные лагеря в районах ОКВ, в лагеря для командиров (офлаги — Offizierslager) или шталаги. В армейском сборно-пересыльном пункте охрана пленных осуществлялась обычными солдатами, в офлагах, шталагах и дулагах — охранными батальонами или караульными командами.

В систему по делам военнопленных также входили отвечающие за направление военнопленных в концентрационных лагерях органы полиции безопасности и СД, а также органы военной контрразведки, которые, как правило, откомандировывали в каждый лагерь офицера, занимавшегося и судебными расследованиями[141].

За первые полгода военных действий на Востоке в руки вермахта (по данным, уточненным германским Генштабом в декабре 1941 г.) попали около 3 млн 350 тыс. солдат и командиров Красной армии. Из них примерно 2 млн человек умерли до весны 1942 г. В целом же между 22 июня 1941 г. и началом февраля 1945 г. в немецкий плен попали 5 млн 734 тыс. 528 военнослужащих РККА. Из этого числа 3 млн 300 тысяч человек погибли или были расстреляны[142].

Разумеется, одну из главных ролей в войне на уничтожение должен был играть аппарат рейхсфюрера СС. Согласно директивам к плану «Барбаросса» от 13 марта 1941 г., ведомство Гиммлера на оккупированных территориях Советского Союза получало особые компетенции: «Для подготовки политического управления в районе боевых действий сухопутных войск рейхсфюрер СС получает специальное задание, которое вытекает из идеи борьбы двух диаметрально противоположных политических систем. В рамках этого задания рейхсфюрер действует самостоятельно и на свою ответственность…»[143]

Известно, что под «специальным заданием» подразумевалось главным образом уничтожение определенных групп населения, в первую очередь — евреев и «носителей большевистской идеологии». Наряду с этим, на представителей эсэсовских айнзатцгрупп и зондеркоманд возлагалась работа среди военнопленных русской национальности. 17 июля 1941 г. Гейдрих подписал оперативный приказ № 8 «Руководящие указания начальника полиции безопасности и СД для команд, оставляемых в шталах и дулагах».

Несмотря на то что основной объем документа посвящен механизму экзекуций над некоторыми политически враждебными категориями советских русских военнопленных, глава РСХА также требует от своих подчиненных выделять среди русских, находящихся в лагерях, лиц, «заслуживающих доверия… которых поэтому можно будет использовать в операциях по восстановлению оккупированных областей». Здесь же говорится, что «заслуживающих доверия лиц следует вначале привлечь к работе по фильтрации и к исполнению других заданий руководства лагеря… Если они оказываются подходящими для операций по восстановлению в оккупированных областях, то следует отказывать ходатайству об их возвращении на родину только в том случае, если они представляют интерес для контрразведывательной службы». В приложении 2 к этому приказу специально оговаривается, что необходимо находить среди пленных элементы, заслуживающие доверия, «невзирая даже на то, что речь идет о коммунистах»[144].

27 августа и 12 сентября 1941 г. Гейдрих подписал дополнительные директивы, касающиеся основных направлений деятельности команд полиции безопасности и СД в лагерях для военнопленных. В частности, во втором из указанных документов еще раз подчеркивалось, что «задачей оперативных команд полиции безопасности и СД является выявление не только подозрительных элементов, а также и тех надежных элементов вообще, которые могут пригодиться для восстановительной работы в Восточных областях… Я предписываю, чтобы в еженедельных отчетах обращали внимание на пункт “4” (число выявленных лиц, не внушающих подозрения). О военнопленных, не внушающих подозрения, которые перед этим занимали в советско-русском хозяйстве руководящие посты, следует особо указывать на отрасль их работы и последнее место службы»[145].

Параллельно с указанными директивами были даны особые указания эсэсовским пропагандистам. В одном из циркуляров, разработанных сотрудниками СД из VII