Лет десять назад! Петька ошарашенно уставился на Геннадия Борисовича. Оказывается, он совершенно не знал не только того, что происходило в стране в прошлом и позапрошлом веках, но и в последние годы… Лет десять назад… Да, он слышал о каких-то трудных перестроечных временах начала девяностых годов, которые коснулись и Москвы, но теперь-то там все хорошо: и фонари горят, и автобусы ходят, и самолеты летают…

— Понимаешь, — видя недоумение Петьки, решил пояснить учитель, — рудник почти не работает, те, кому было куда уехать, уехали. Те же, кто остался, вот уже несколько лет живут без денег, на собственном хозяйстве…

И опять не все понял Петька. Во-первых, как можно жить без денег, пусть даже на собственном хозяйстве, и, во-вторых, почему учитель говорит так, будто рудник в Благодатном один? Дядя-то ведь писал о двух. Поэтому он спросил:

— А вы какой рудник имеете в виду? Старый, или новый?

— Конечно, новый. Старый-то сразу же после революции закрыли.

Ну уж тут сам черт не разберет! Один пишет, что рудники, старый и новый, работают, да, вот буквально месяц назад письмо пришло; другой утверждает, что один из них закрыт. Выходит, кто-то из этих взрослых… лжет? Но почему?

Петька опять потянул за бегунок молнии, но теперь уже в противоположную сторону. Доставать журнал расхотелось. Мало того, за какое-то мгновенье с ним что-то такое произошло, что ему стало стыдно этого журнала. Какие же это «Просторы», когда там ни слова о жизни в российской глубинке? Когда там все о столичной элите да об олигархах. Народ-то, как выясняется, живет совсем по-другому. Бумажкин об этом даже и не подозревал. Знал ли об этом отец? Тоже маловероятно. Хотя, наверное, догадывался, если уж снова стал одержим дальними командировками по стране.

— Ну вот и автобус подошел, — сказал в этот момент Геннадий Борисович. — Побежали!

Петька поднял сумку и устремился вслед за учителем.

В автобусе Петьку сморило. Он откинулся назад и крепко заснул. Когда Геннадий Борисович затряс его за плечо, Петька подумал, что прошло не больше десяти минут. Однако уже вечерело.

Автобус притормозил на широкой проселочной дороге. Справа от нее был лес, слева — степь, опоясанная, как и при подъезде к Приаргунску, бесконечной грядой сопок.

На улице было тихо и морозно.

— Тепло, — констатировал Геннадий Борисович. — Не больше минус двадцати пяти будет. Это хорошо. Утром-то, наверное, все тридцать пять. Ну, вперед.

С этими словами Ильин вошел в лес и исчез за деревьями.

— Так вот же дорога, — удивился Петька, — или что, она ведет не туда?

— Туда, — послышался голос невидимого учителя, — только сейчас там ходить не стоит. Уже темно.

Невольно вспомнился разговор двух странных одноклассников. В нем тоже шла речь о дороге, по которой не следует ходить в темное время суток. Бумажкину стало не по себе.

— Ну, где же ты? — донеслось из-за деревьев. — Время-то позднее!

Петька продолжал стоять, так и не осмеливаясь пойти следом. Воздух был серовато-синим, а небо — еще почти светлым. Но сосны отбрасывали такие длинные и густые тени, что внизу было гораздо темнее, чем у верхушек деревьев. Вокруг было спокойно и тихо. Но эти тишина и спокойствие казались Бумажкину обманчивыми, как это бывает перед грозой.

Набрав побольше воздуха, Петька побежал за учителем по узкой тропинке. Услыхав шаги, тот остановился, чтобы дождаться Петьку.

— Считай, мы почти дома, — бодро произнес Геннадий Борисович. — Сейчас только через лес пройти — и все в порядке.

Однако сказал он это так громко и так чересчур уж уверенно, что Петька понял: он и сам чего-то боится. А держится так только для того, чтобы Бумажкин не заметил, что ему тоже страшно.

— Все, пошли! — Ильин опять устремился вперед.

— Так что же все-таки происходит в этих местах? — с трудом приноровившись к шагу Геннадия Борисовича, спросил Петька.

— Даже не знаю, как тебе это объяснить. В последнее время в поселке, говорят, ведьмак появился, — учитель перешел почти на шепот, — и по вечерам на той дороге, про которую ты спрашивал, творятся странные дела. Очень странные…

— И вы в это верите? — изумился Петька, который теперь, оказавшись в этом, чужом, темном, незнакомом лесу, за шесть тысяч километров от дома, и сам готов был поверить во что угодно. Но то — он, мальчишка, а то — совершенно взрослый человек, представитель образования, который, по мнению Бумажкина, должен был быть выше каких-либо слухов.

Геннадий Борисович будто прочитал его мысли:

— Знаешь, а я ведь до сегодняшнего дня не верил во все это… А тут вдруг — не по себе стало.

То, о чем рассказал Ильин, странным образом совпадало с историей, услышанной Петькой в поезде. Только там речь шла то ли об Индонезии, то ли об Америке… Но если сейчас учитель начнет рассказывать про души загубленных стражников, то не останется никаких сомнений в том, что речь идет об одном и том же. Только опять же при чем здесь Индонезия и Америка?

Учитель остановился и вытянул руку вперед:

— Во-он там, за деревьями, находится сопка. Ее прозвали Серебряной горой.

— Какое красивое название!

— Да. В ней когда-то был рудник. Именно там и добывали с семнадцатого века серебро. Об этом я тебе уже рассказывал. Да, кстати, а когда произошла в нашей стране буржуазная революция? — вдруг безо всякого перехода спросил Ильин.

— В феврале тысяча девятьсот семнадцатого года, — не очень уверенно ответил Петька.

— Молодец, многие твои сверстники даже этого не знают. Так вот, после этой самой революции некто Керенский, тебе, конечно, известно, кто это такой…

Петька испугался, что его опять что-нибудь спросят, и на сей раз он не сможет сказать ничего вразумительного: он вдруг почувствовал себя на уроке, к которому не очень хорошо подготовился. Но Геннадий Борисович продолжал свой рассказ, и Петька облегченно вздохнул: пронесло!

— Так вот, Керенский издал указ об освобождении политических каторжников, которые работали на руднике вместе с уголовниками. А на уголовников этот указ не распространялся. Вскоре после того как политических каторжников выпустили, уголовников, а их было всего-то около двадцати человек…

— А политических? — спросил Петька.

— Тех свыше двухсот… Ну слушай дальше. После того как политических выпустили, рудник собрались закрывать, он, говорят, был уже выработан, а уголовников перевести работать на другой. Их охраняло пятеро стражников. Отработав последнюю смену, уголовники неожиданно напали на стражников, заставили снять с них кандалы…

— И что же?

— Потом их избили, надели на них свои кандалы и приковали к крепежным стойкам штольни…