Может быть, самые основательные устои жизни рухнули не по вашей вине, и вам нужно в целом переосмыслить свой путь. Может быть, и не было реального изменяющего жизнь перелома, например, развода или смерти близких; просто дети выросли и ушли из дома, и из-за возраста вы болезненно переносите вынужденное одиночество и последующую утрату ясной и устойчивой конструкции, на которую полагались.

Возможно, пришло время переосмыслить, что же мы понимаем под продуктивностью. То, что было продуктивно в молодости, теперь может сдерживать, мешая воспользоваться «дополнительными опциями» и развить новый, еще не познанный потенциал. Даже если закончился репродуктивный период, кто сказал, что вместе с ним мы перестали быть продуктивными? Гете писал: «Всякий, кто достиг середины жизни и пытается осознать желания и надежды ранней юности, неизменно испытывает разочарование. Каждому десятилетию человеческой жизни сопутствуют свои собственные удачи, надежды и стремления». Мне кажется, нечто подобное происходит каждые семь лет. Каждые семь лет плюс минус один год обновляются все наши клетки, и приблизительно в это время мы склонны к серьезным переменам. Что касается отношений между людьми, если партнеры совершают переход из одного состояния в другое без сочувствия друг к другу, могут возникнуть неприятности. Будучи трижды замужем, я всегда с беспокойством ожидала наступления каждого седьмого или восьмого года брака.

Но в наши дни плодородная пустота предполагает не только предвосхищение новых надежд, постановку новых целей и раздумья о том, что ждет впереди. Это дискомфортное состояние неопределенности может открыть нам, по словам проповедника дзен-буддизма Джоан Галифакс, «возможность заменить свое желание контролировать жизнь на готовность включиться в нее»4. Чтобы это произошло, недостаточно только волевого акта. Нам должно хватить мужества просто существовать, не ощущая настоятельной необходимости ставить перед собой великие цели. Наша уверенность, которая раньше подпитывалась высокими оценками со стороны, теперь должна исходить из нашего собственного «я». Может показаться, что мы разбиты, тогда как на самом деле мы раскрываемся. Пустота становится плодородной для женщин среднего возраста, оттого что мы становимся повивальными бабками своего нового «я».

По правде говоря, плодородная пустота способна стать оптимальным периодом для пересмотра прожитой жизни, когда появляется ощущение произошедшей перемены, когда еще живы родители и бабушки с дедушками, которых можно расспросить. Такой пересмотр поможет залечить полученные в детстве раны. Как писал Уильям Бриджес, занимающийся проблемой осмысления переходных состояний, «прошлое – не пейзаж или ваза с цветами, на которую мы смотрим. Оно больше похоже на исходный материал в ожидании строителя»5. Может быть, пересматривая прожитые годы, вы построите лестницу, которая выведет из пустоты, как это сделала я десятью годами позже… когда мне было уже шестьдесят, а не пятьдесят.

Это переходное состояние переживается очень болезненно, но оно может стать посвящением в III акт жизни. В таком случае все, что от вас требуется, быть в хорошей физической и психической форме – и поднять паруса. Если паруса подняты, дождемся попутного ветра и помчимся туда, куда нам хочется, туда, где быть суждено.

Я еще не закончила ставить паруса, когда мой третий муж, Тед Тернер, сам «Отважный капитан», как называют его газетчики, надежно укрылся в гавани. Те, кто знал его, были уверены, что мои паруса навсегда остались далеко позади – но он нуждался во мне и не боялся этого показывать, что придавало уверенности. Кроме того, я была не готова к одиночеству. Я хотела и нуждалась в повторной попытке, желая быть полноценным человеком; к тому же во многих отношениях мы подходили друг другу. Мне так хотелось остаться с ним, что я сделала то, чего прежде никогда не делала: решилась на психотерапию.

Мы расстались, прожив в браке десять лет, когда мне было шестьдесят два года. Мне понадобилось восемь лет, чтобы с неохотой признать, что, оставаясь в браке, я не смогла бы сохранить здоровье и остаться самой собой; еще два года понадобилось, чтобы набраться храбрости и сказать об этом. Как ни странно, это случилось, когда я готовилась к своему шестидесятилетию, и уверенность, которую я ощутила, открыла мне глаза на то, какие меры я должна предпринять для пересмотра условий нашего брачного контракта. Следующие два года были трудными: казалось, я погружаюсь в оцепенение. В отличие от дискомфорта, который я испытывала более десяти лет назад, во втором браке, это не было связано с гормональным фоном, а объяснялось моей человеческой природой. Я понимала, что переступаю в III акт своей жизни и будет меньше возможности разбрасываться деньгами. Либо пан, либо пропал.

Это было ужасно. Десятью годами ранее я оставила свою профессиональную карьеру и в шестьдесят два года сознавала, что у меня мало шансов вернуться в кино; к тому же в тот момент я не была в этом заинтересована. Но что будет со мной теперь и потом? Большую часть своей взрослой жизни я была замужем за тем или иным мужчиной – и соотносила собственную идентичность с мужской. При одной мысли об одиночестве я трепетала от страха.

Тед, моя падчерица Натали Вадим, я и Ванесса в день нашей свадьбы в 1991 г.

БАРБАРА ПАЙЛ (BARBARA PYLE)

Я отчетливо помню тот момент, когда поняла, что брак с Тедом дал трещину. Я стояла перед ним, понимая, что должна сделать выбор: между благополучием и попыткой остаться самой собой. Я подумала о Вирджинии Вулф, написавшей об ангеле, жившем в ее доме, который, когда она писала столь милые будущим феминисткам строки, нашептывал ей на ухо слова предостережения: «Ц-ц-ц, Вирджиния, приличные женщины так никогда не говорят». За моим правым плечом я слышу очень уверенно нашептывающего ангела: «Ну, Фонда, остынь. Ты же знаешь, все говорят, что у тебя нет чувства юмора. Ты слишком серьезна. Он привлекателен, умен и забавен, обладает такими неправдоподобно замечательными качествами – и тебе никогда не придется работать…» Но за другим плечом едва слышно нашептывал другой ангел: «Джейн, ты знаешь, что нужно делать. Это твоя жизнь. Ты можешь умереть, будучи замужем и живя в благополучии, но умрешь, не реализовав себя до конца, – и пожалеешь об этом. Ты сделала все, что могла, готовясь к шестидесятому дню рождения, значит, ты знаешь, как нужно прожить свой последний акт. Итак, подруга, это не генеральная репетиция». Я почувствовала, будто лечу с трапеции без всякой страховки.

Когда мы наконец расстались, я взяла своего золотистого ретривера и переехала к Ванессе, у которой был дом в относительно скромном в те времена районе Атланты. Это было ужасно! Как я написала в своих воспоминаниях, покинув «тридесятое королевство и частный самолет с шестью спальными местами», я оказалась «в маленькой комнатке для гостей без туалета». И это было восхитительное время – жуткое, но восхитительное, – потому что я чувствовала себя так, словно с меня содрали кожу и погрузили в ту самую реальность, в которой я так нуждалась, чтобы возродилось мое истинное «я». Думаю, было справедливо, что изменения в моей жизни начались в доме моего первенца. Это было самое чудесное время, время начала и конца. Незадолго до этого у Ванессы родился первый ребенок, это был ее первый дом, а в Париже умирал от рака ее отец – французский режиссер Роже Вадим. По правде говоря, в тот момент, когда я к ней переехала, она была с ним в Париже, поэтому я оказалась в окружении неожиданной и абсолютной тишины и одиночества. Я наслаждалась. Здесь я снова погрузилась в состояние плодородной пустоты. Не переставая горевать над той жизнью, которая могла быть у меня с Тедом, я смогла почувствовать, что происходит нечто. Мне было страшно, но я понимала, что все, что я делала с собой, пытаясь спасти наш брак, и подготовка к началу III акта принесли свои плоды. Брак спасти не удалось, но я была спасена. Родиться заново прежде, чем умереть, – за это определенно стоит побороться! Приблизительно в то же время я наткнулась на застрявшую в голове цитату: «Позже или раньше мы достигнем границы всего того, что не в состоянии контролировать, и увидим, что там-то нас и поджидает настоящая жизнь».