Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, может быть, — сказал он.
— Тебе не надо уходить? Тебя какая-нибудь девчонка не ждет?
— Нет.
— Можно нам здесь остаться?
— Да.
— Мы останемся здесь, пока денег хватит, а потом я выйду и поработаю на тебя. За обеденный перерыв могу отхватить сто долларов. Для этого надо только появиться в кафе. Там полно мужчин. Мужчин с деньгами. Буду возвращаться каждый день с сотней монет в кармане и швырять их тебе к ногам.
— Фу, до чего противно, — сказал он.
— И мне противно. Мне никто не нужен, кроме тебя. Следующий вопрос: как я отделаюсь от Бэрри Пэйна?
— Ты хочешь отделаться от него?
— Да, собственно, уже отделалась.
— Так я и думал, — сказал он. — Но это вряд ли окончательно.
— А для меня окончательно — будто я наняла гангстера, чтобы он укокошил его. И он все понимает. Но это еще не значит — совсем отделаться. Он повиснет на мне.
— Оставь его.
— Оставить? То есть бросить?
— Насколько я понимаю, тебе это даром не пройдет. Но жить с ним не надо.
— Вот смешно! Я так к этому привыкла, мне и в голову не приходило, что его можно бросить. Нет. Он напортит тебе с твоей пьесой.
— Каким образом?
— Не знаю, но если будет хоть малейшая возможность, он на это пойдет. Нет. Сегодня я вернусь домой и чего-нибудь ему навру. Он сейчас немножко раскис и всему поверит, потому что захочет поверить. Он мастер охмурять людей, но я его кое-чем удивлю. Охмуряю же я восемьсот человек по восьми раз в неделю, включая утренники. И его охмурю.
— А что у вас случилось?
— У меня случился ты — вот что случилось. Давай уж я тебе расскажу, как было. — И она рассказала ему все — от конца утренней читки и до своего внезапного решения позавтракать без Бэрри Пэйна.
— А ты можешь положиться на Эллиса Уолтона? — сказал он.
— Ему надо, чтобы я у него работала. Не может же он дать Бэрри Пэйну роль в твоей пьесе. В этом я на Эллиса Уолтона рассчитываю.
— Почему надо строить какие-то расчеты? Рассчитывать на Эллиса или на кого другого?
— Без расчета нельзя, — сказала она.
— Нет, ты не права. Он дома сейчас?
— Кто? Бэрри? Будь спокоен. Ходит по квартире из угла в угол и прикидывает, что со мной делать. И что сказать мне, когда я вернусь. Конечно, он дома.
— Тогда давай оденемся, пойдем и все ему сами скажем.
— Скажем, что мы с тобой тут делали?
— Да. Без всяких расчетов. Без охмурения. Вот в чем вся ваша беда. Вы так привыкли строить расчеты и охмурять друг друга, что упускаете из виду самый лучший расчет. Правду.
— Ну конечно! А где я буду спать сегодня ночью?
— В квартире, за которую ты платишь. Со мной.
— Что-о?
— Придет время спать, мы пожелаем ему спокойной ночи и ляжем. Ты и я.
— Сумасшедший Лукас. Мешугене. Не такой, который по улицам бегает, но все-таки мешугене.
— Я понимаю, что это значит, — сказал он. — Но я не сумасшедший.
— У него бешеный нрав. Кошмарный.
— Лишь бы не стрелял, — сказал Янк.
— Да не выстрелит он. Есть у него дружки, которые стреляют где придется, но дома он револьвера не держит.
— Тогда чем он опасен? Не станет же он тебя шантажировать.
— Почему не станет?
— Разнести на весь мир, что мы спали в одной квартире с ним? Хорошенький у него будет вид после этого.
— Не хотела бы я иметь такого врага, как ты, — сказала она.
— Мы с ним не враги.
— Но и не друзья, будь спокоен. — Она задумалась на минуту. — А что мы, собственно, теряем? Давай попробуем. Интересно будет посмотреть, как вытянется морда у этой крысы.
— Правильно.
— Я все сделаю, о чем ты меня ни попросишь. Попроси меня о чем-нибудь. Если мы здесь еще пробудем, я и без твоей просьбы это сделаю. — Она коснулась легонько его щеки. — Я тебе нравлюсь?
— Да, — сказал он.
— Только это мне и надо знать, — сказала она. Вместе они спустились на лифте, взяли такси и поехали к ней домой. У двери она сказала:
— Ну конечно, когда надо, так у меня нет ключа. — Она позвонила, и Бэрри Пэйн открыл им дверь. Полное отсутствие удивления при виде Янка Лукаса выдавало степень его ошеломленности. Выдержка была не в его характере.
— Хелло, — сказал он. — Ну как, все сошло благополучно?
— Ты про читку? — сказала она.
— Про что же еще? — сказал он.
— Сейчас услышишь, — сказала Зена.
Он посмотрел на Янка:
— Ах ты, стервец несчастный!
— Я несчастный? Отнюдь, — сказал Янк.
— Ты, шлюха, зачем его сюда привела? Защитника себе подыскала?
— Я об этом не подумала, — сказала Зена. — Но такая мысль, наверно, где-то у меня была.
— Я спросил, есть ли у вас револьвер, но она говорит, что нет, — сказал Янк.
— Револьвер мне не нужен. Я потом с ней разделаюсь.
— Когда? — сказал Янк.
— Когда выставлю тебя отсюда.
— Но я остаюсь. В этом-то все и дело, — сказал Янк.
— Слушай, дружок, ты переспал с этой шлюхой, ну и ладно. Она со столькими валялась, что всех и не помнит. Ей это все равно, что стакан воды выпить. И честно говоря, мне на это наплевать. Но у нас с ней есть другие дела, и ты тут ни при чем. Времени только жалко, а то я бы такое тебе о ней порассказал, что тебя бы стошнило.
— Ничего, сам узнает, — сказала Зена. — А от тебя, Бэрри, требуется только одно — найди себе другое место, где жить.
— Это зачем же? Квартира на мое имя. Я здесь хозяин. Могу вызвать полицию, и его выкинут отсюда.
— Но мы все знаем, что вы этого не сделаете, — сказал Янк.
— Мою репутацию ты не погубишь, потому что у меня ее нет, — сказала Зена. — Ты сам говоришь, я шлюха.
— И мою репутацию вы тоже не погубите, потому что и у меня ее нет. Я бывший журналист и могу вас заверить, что какой бы скандал вы ни устроили, мне это не повредит. Наоборот — спросите у Сида Марголла. Единственный, кто пострадает, — это вы, рогоносец. А что касается симпатий публики, то нет такого человека, который не считает вас стервецом. И вы этим сами гордитесь.
— Что же, мы так и будем стоять у дверей? Давайте пойдем сядем, — сказала Зена. — Я сейчас вернусь. Мне надо зайти в ванную.
Мужчины перешли в гостиную высотой в два этажа, которая была оборудована и обставлена, несомненно, профессионалом-декоратором. Никаких других отличительных черт в ней не замечалось. Ценники с вещей были сняты, но они как бы незримо присутствовали на стульях, столиках, коврах, лампах и ничем не примечательных картинах. Всюду стекло, стекло, стекло. Янк Лукас сел, Бэрри Пэйн так и остался стоять.