Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так это ты пьешь виски, которое продает папа?
Шабе улыбнулся. Это была очень странная, несвойственная ему улыбка, необычным образом изменившая его морщинистое лицо.
«Мерседес» свернул за угол и быстро удалился.
Двигаясь в плотном потоке транспорта по центральным улицам города, Юрек вел машину молча, о чем-то задумавшись. И молчание это смущало Мерилен, которая незаметно рассматривала его сбоку.
Она уже не раз готова была заговорить с ним, но все не решалась. Наконец, слегка покашляв, все же взяла инициативу в свои руки.
— Что вы сказали? — спросил Юрек.
— Ничего.
— Я бы сказал — немного.
— Ну, дело в том, что я как-то робею рядом с вами.
Юрек вопросительно взглянул на нее.
— Я встречалась с вами несколько раз, — продолжала она, — и у меня всегда оставалось ощущение, будто вы какой-то призрак. Да, словно двигаетесь за какой-то водной завесой. Все как-то неопределенно, туманно. Я не могла бы даже описать ваше лицо.
— А теперь?
— Вижу, что вы… интересный мужчина.
— Я сказал бы — красивый! Нет?
Мерилен отодвинулась, чтобы получше рассмотреть его. Ей стало легче, она вновь обрела свое обычное чувство юмора.
— Красивый? Ну если вы так считаете.
Юрек внимательно посмотрел на нее:
— Должен то же самое сказать о вас?
— Что я красивый мужчина?
Они посмеялись. Наконец-то лед растаял.
— Вам известно, что я поляк?
— Да.
— А какие мы, поляки, знаете?
— Говорят, что вы сумасшедшие, наглые, жестокие, эгоисты…
— Молодец. Продолжайте.
— Пьяницы, коварные, невежды, ленивцы. Однако вы-то работаете.
— Торгую алкоголем. Скорее всего потому, что ценю тех, кто его пьет. Кто вообще пьет. Это же не настоящая работа — это лишь способ выжить.
— И у вас никогда не было никакой профессии, серьезной… работы?
— Я никогда не работал. Из принципа.
— Какого принципа?
— Свободному человеку скучно работать.
— Не согласна.
— А я и не спрашивал вашего мнения.
Задетая за живое, Мерилен рассердилась:
— Вы наглец. Действительно поляк.
— Почему вы не замужем? — спросил Юрек, рассматривая ее и ведя машину все быстрее и неосторожнее.
— Это мое дело, — сухо ответила Мерилен. — Обращаю ваше внимание, что вон там, прямо перед вами, красный светофор.
Игнорируя замечание, Юрек проехал на красный, прибавив скорость. Офицер дорожной полиции напрасно свистнул ему вслед.
— У меня впечатление, что наши темпераменты вполне могут сочетаться.
— Мне так не кажется, отнюдь. Смотрите лучше вперед, вы проехали на красный.
— Когда-то я знал одну женщину, похожую на вас.
— Наверное, вам стоило бы притормозить, иначе этот мотоцикл…
— Лет тридцати. Бледную, как призрак. Служащую.
— Совсем как я, — сухо заметила Мерилен. — И какова же ее судьба? Вы убили ее?
— Как вы угадали?
Юрек взглянул вперед и чудом избежал столкновения.
— Я поняла по тому, как вы водите машину. А кроме того, вы ведь поляк.
— У нас есть и хорошие черты.
— Стремление покончить жизнь самоубийством, например. Видите ли, если бы вы немного чаще смотрели на дорогу…
— Вы правы. Смерть не слишком пугает нас.
— И даже чужая, мне думается. Вон там сейчас две старушки переходят улицу.
Юрек притормозил, объехал старушек и снова нажал на газ.
— Поскольку нам нечего терять, будем отважны. В Англии ведь именно так и говорят: отважный, как поляк.
— Нет. Видите ли, там говорят: пьяный, как поляк.
— Ах да, я перепутал.
— Если теперь повернете направо, избежав столкновения вон с тем автобусом, то, оставшись в живых, я, наверное, смогу сообщить вам, что ирландцы тоже отважны… — Она схватилась за приборную доску, стараясь избежать удара от резкого торможения, потом с вызовом посмотрела на него. — Я по происхождению ирландка. Знаете, какая разница между поляком и ирландцем?
Юрек вопросительно посмотрел на нее.
— И те и другие атакуют танки верхом на коне, но только поляки верят в победу, — сказала Мерилен.
Юрек расхохотался и, свернув на улицу, ведущую к школе, поехал вдоль ограды парка. Потом с вызовом посмотрел на Мерилен.
— Это действительно так, — сказал он. — Мой отец граф Андржей Рудинский скончался в полдень пятнадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года под гусеницами немецкого танка, раздавившего его вместе с лошадью в жидкой грязи.
Мерилен ужаснулась:
— Простите, я не хотела… — Она умолкла, заметив, что Юрек не слушает ее.
Опять о чем-то задумавшись, он смотрел на дорогу перед собой, и на лице его блуждала улыбка.
Дети толпились возле ворот, кто-то еще играл во дворе под присмотром учительницы, среди них была и Барбара, дочь английского посла, в красном платье, столь похожая на Соню. Мерилен окликнула девочку, та обернулась и, увидев ее, побежала навстречу.
Тем временем Юрек искал Соню и, не найдя ее, обратился к учительнице:
— Здравствуйте, синьора. Моя дочь уже ушла?
— Да, мистер граф. Несколько минут назад. Она сказала, что сегодня вернется домой на автобусе, потому что…
— Нет-нет, — вмешалась Барбара. — За ней приехал какой-то мистер в машине…
Юрек был изумлен, а Мерилен в растерянности смотрела на него.
— Что ты говоришь, Барбара? — удивилась учительница. — Я видела, как она пошла на остановку.
— Да нет же, нет, — настаивала Барбара и указала место, где остановился «мерседес» Шабе. — Вон там была та машина.
Тень прошла по лицу Мерилен.
— Какая машина? — спросил Юрек.
— Машина старика, — тотчас ответила Барбара.
Мерилен содрогнулась и на мгновение представила землистое лицо Шабе.
— Старика? — удивился Юрек, стараясь скрыть беспокойство.
— Да, да, — сказала Барбара. — Весь седой.
Учительница не выдержала:
— Ты о чем, Барбара? Этого не может быть, я сама видела…
Мерилен была потрясена. Она представила себе лицо Контатти, его странное выражение. Вспомнила, как он изучал Юрека, когда тот стрелял по тарелкам, и вспомнила его слова, которые теперь приобретали пугающее значение: «Интересно, продается ли он и за сколько?»