они хотят указать мне на мои недостатки — даже в тех случаях, когда они так нелепо заблуждаются относительно меня, как вы. Недостатков у меня много, и недостатков весьма существенных, но вот чего во мне совершенно нет, так это именно того, что вы именуете ханжеством. (Чинно поджимает губки и глядит на него в упор, с вызовом, вся подбираясь.)

Валентайн (возвращается к скамейке, чтобы с большей убедительностью бросить ей в лицо). Неправда, есть! Так говорит мой разум, мои знания, мой опыт.

Глория. Позвольте вам напомнить, что ни разум ваш, ни знания, ни опыт нельзя, по счастью, считать непогрешимыми.

Валентайн. Я вынужден доверять им. Разве только вы захотите, чтобы я верил своим глазам, своему сердцу, своим инстинктам, своему воображению, которые чудовищно лгут мне о вас.

Глория (понемногу теряя самоуверенность). Лгут?!

Валентайн (упрямо). Да, лгут. (Снова подсаживается к ней.) Не хотите же вы, чтобы я поверил, что вы первая красавица в мире?

Глория. Как глупо! Вы уж переходите на личности.

Валентайн. Разумеется, глупо. Но так говорят мне мои глаза.

Глория презрительно поводит глазами.

Нет, я не собираюсь льстить. Я же вам сказал, что не верю своим глазам.

К стыду своему, она обнаруживает, что и это ее не устраивает.

Неужели вы думаете, что если вы отвернетесь от меня из отвращения к моей слабости, я тут же заплачу, как малый ребенок?

Глория (чувствуя, что нужно говорить коротко и жестко, иначе у нее задрожит голос.) Это еще с какой стати?

Валентайн. Разумеется, не идиот же я в самом деле? Но сердце, дурацкое мое сердце подсказывает мне, что заплачу. Впрочем, я буду спорить со своим сердцем и урезоню его наконец. Сколько бы я ни любил вас, я заставлю себя смотреть правде в глаза. В конце концов не так уж трудно быть разумным, факты остаются фактами. Что это за место?[6] Не рай, а Морской отель. Время? Не вечность, а около двух часов пополудни. Кто я такой? Зубной врач, «пятишиллинговый дантист»!

Глория. А я — ханжа в юбке.

Валентайн (с жаром). Нет, нет, я так не могу! Я должен сохранить хоть одну иллюзию — вас. Я люблю вас… (Поворачивается к ней, точно не в силах совладать с неудержимым желанием дотронуться до нее; она поднимается и стоит в гневной и настороженной позе. Он нетерпеливо вскакивает и отступает на шаг.) Ах, какой же я дурак! Идиот! Вам, впрочем, этого не понять, с таким же успехом можно говорить с камешками на пляже. (Обескураженный, отворачивается от нее.)

Глория (успокоенная отступлением, даже с некоторым раскаянием). Простите, я не хочу быть черствой, мистер Валентайн; но что я могу сказать?

Валентайн (делая шаг к ней; прежнюю бесшабашную манеру сменила рыцарская учтивость). Вы ничего не можете сказать, мисс Клэндон. Это я должен просить у вас прощения. Это моя вина, или, вернее, мое несчастье. Что ж поделаешь, коли у вас нет сердечного влечения ко мне! (Она открыла было рот, но он останавливает ее умоляющим жестом.) О, я знаю, что вам не полагается говорить, нравлюсь ли я вам или нет, но…

Глория (тотчас встает на защиту своих принципов). Не полагается? Это еще почему? Я свободная женщина, почему бы мне не сказать?

Валентайн (в ужасе, с мольбой, отступая). Ах, не надо! Я боюсь.

Глория (тон ее перестает быть презрительным). Вам нечего бояться. Я считаю вас сентиментальным и немножко глупым. Но вы мне нравитесь.

Валентайн (в изнеможении опускаясь на ближайший стул). Итак, все кончено. (Являет собой картину отчаяния.) Глория (озадачена; подходит ближе к нему.) Но почему же? Валентайн. Потому что нравиться мало. Я, например, чем глубже вникаю, тем больше сомневаюсь в том, нравитесь вы мне или нет.

Глория (глядя на него сверху вниз, с участливым удивлением). Мне вас жаль.

Валентайн (с мучительно-сдерживаемой страстью). Ах, только не жалейте меня! Ваш голос разрывает мне сердце. Оставьте меня, Глория. Вы проникаете до самых глубин моего существа… вы взбаламутили меня всего, разбередили мне душу… Я не в силах бороться… Я не могу высказать…

Глория (внезапно теряя самообладание). Перестаньте же рассказывать мне о ваших чувствах — я больше не могу!

Валентайн (вскакивает с торжеством, в голосе его уже не мука, а сила, металл, ликование). Вот он — час моей отваги! (Хватает ее за руки, она со страхом смотрит на него.) Нашей отваги! (Энергично и порывисто привлекает ее к себе и целует; затем хохочет, как мальчишка.) Ну, теперь все, Глория, конец! Мы влюблены друг в друга. Она тихо охает.

А какой, однако, ты была фурией всего минуту назад! И как же безобразно я боялся тебя!

Голос Филипа (с пляжа). Валентайн!

Голос Долли. Мистер Валентайн!

Валентайн. Прощайте. Простите меня. (Поспешно целует ей руки и бежит к лестнице, где сталкивается с миссис Клэндон.)

Глория, в полной растерянности, только смотрит ему вслед.

Миссис Клэндон. Вас дети зовут, мистер Валентайн. (Тревожно озирается.) Он ушел?

Валентайн (недоумевающе). Он? (Сообразив.) Ах, Крэмптон! Он, миссис Клэндон, уже давно ушел. (С живостью сбегает вниз по лестнице )

Глория (опускаясь на скамью). Мама!

Миссис Клэндон (подбегая в тревоге). Что такое, милая?

Глория (с искренним, за душу хватающим укором). Почему ты не воспитала меня как следует?

Миссис Клэндон (изумленно). Деточка, я старалась, как могла.

Глория. Ах, ты ничему меня не научила, ничему!

Миссис Клэндон. Да что с тобой на самом деле?

Глория (с предельной выразительностью). Ничего — только очень стыдно! Очень! Очень! (Мучительно краснея, закрывает лицо руками и отворачивается.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная миссис Клэндон в отеле. Дорогой номер на первом этаже, со стеклянной дверью в парк. Посреди комнаты стоит солидный стол, окруженный стульями и покрытый скатертью вишневого цвета, по столу разбросаны путеводители и железнодорожные справочники в роскошных переплетах. Войдя в комнату через стеклянную дверь и проследовав к столу, посетитель увидел бы слева камин, а справа письменный стол; письменный стол придвинут к стене, и в той же стене, чуть подальше,— дверь. Затем гость, если только он охотник до подобных красот, мог бы полюбоваться обоями цвета спелой сливы, с тисненым орнаментом под бронзу, и панелью, увенчанной карнизом и золочеными консолями по углам. По обе стороны стеклянной двери он увидел бы вазы на мраморных с прожилками колоннах, на постаментах черного полированного дерева; рядом с вазой, что ближе к камину, — декоративную горку, у которой передняя стенка деревянная с инкрустацией, а боковые — стеклянные,