Ухмыльнувшись, она подошла к Андрею и чмокнула его в щетинистую щеку. Он не увернулся, но и не ответил на поцелуй, только поморщился:

– И алкоголем от тебя за версту прет. А ты сама ехала, Владимира не вызывала. Лер, да что с тобой случилось? Ты вообще понимаешь, что творишь?

– А что я творю? – хамовато спросила Лера, плюхаясь в большое кожаное кресло.

– Ты целыми днями где-то пропадаешь, ребенком не занимаешься…

– А чего им заниматься? Он еще маленький, памперсы меняй да соски мой. Этим и Олька прекрасно может заняться. У нас есть няня. Ну да, задержалась я немного, со Светкой заболталась. Не виновата же я, что у меня есть друзья, а у тебя нет?

– Но Боря сегодня был с температурой, – возразил Андрей железным, на его взгляд, аргументом. – Плачет, до сих пор уснуть не может.

– Ну и что – температура? Есть врачи, есть лекарства. У всех бывает температура, и у меня бывает. Особенно в такие вечера, когда ты по своим блядям мотаешься! – разнервничавшись, сорвалась Лера на крик и вскочила с кресла.

– По… Где я мотаюсь? Как ты разговариваешь при ребенке? – заорал он, но Лерке сегодня и море было по колено.

– Как хочу, так и разговариваю – он все равно не понимает. Думаешь, я не знаю, на каких ты там деловых встречах бываешь как минимум раз в неделю? – бросила напоследок жена и быстрым шагом направилась к спальне.

Андрей остался и простоял так еще несколько минут, после того как утих звук ее каблуков. Борька, почувствовав настроение отца, протяжно захныкал, и Астахов передал его в руки заботливой няне. Спать совсем не хотелось, как тут уснешь? Но и идти следом за женой, чтобы продолжать очередной скандал, тоже не было никакого желания. Последнее время они постоянно ссорились, орали друг на друга. Астахов уже несколько раз чувствовал, что еле сдерживается – такое сильное было желание ударить жену.

Где-то у него был коньяк. Вообще-то врачи строго-настрого запрещали пить, уверяя, что сердце у него и так не в порядке, а алкоголь – прямой путь ко второму инфаркту, но Андрей их особо не слушал. Отыскал в одной из комнат только сегодня откупоренную бутылку, щедро плеснул в бокал, уселся на мягкий ворсистый ковер около камина и задумался. Все в жизни стало не так, как он привык, как хотел, – и совсем не так радужно, как раньше, даже если сравнить с тем временем, когда толком не было денег. Ведь тогда хоть он и пил отечественное пиво и теснился с женой в трехкомнатной квартирке, но был счастлив и все было лучше, чем сейчас. Имелись смысл существования и цели, которые нужно было достигать, жизнь казалась наполненной – событиями, эмоциями, взлетами и падениями, за которыми следовали новые взлеты. А теперь сплошное ощущение вязкого и тягучего, как каучук, болота. «Но как? Как можно было докатиться до этого? – спросил он сам себя и почувствовал, как внутри обожгло болью, как заныли незажившие кровоточащие раны на сердце. – Надо идти спать. Должно быть, я просто много выпил сегодня», – успокаивал он сам себя, но понимал, что дело совсем не в коньяке и не в том, что у Борьки режутся зубы, и даже не в том, что жена пришла поздно и пьяная. Все гораздо сложнее – у него было ощущение, что живет он не своей жизнью, а плывет по течению, и заносит его совсем не туда, куда хотелось бы. У него была отличная биография, прекрасная семья, он гордился этим, а потом… А потом будто кто-то взял, перечеркнул все и написал по-новому. И все вроде неплохо, но пропало самое лучшее, самое светлое, самое дорогое – Люда. Бывшую жену он теперь постоянно видел во сне, в сладостном, мучительном сне, в котором хотелось остаться навсегда. Как же получилось, что он предал ее? Ее, которую так долго искал? В его жизни было немало женщин, но все делились на два класса: Люда и остальные. Те были случайными, мимолетными и незначимыми – она одна оставалась постоянной. И когда он, даже вернувшись домой после очередного оттяга с какой-нибудь длинноногой моделькой, называл жену «единственной», то, по большому счету, не врал.

Астахов знал Люду с детства, и ему казалось, что уже тогда он любил ее. Они познакомились, когда им было лет по шесть. Люда жила в подмосковном городе Электросталь, в том же дворе, что его бабушка, к которой Андрея всегда привозили в перерывах между заграничными поездками. С самой первой встречи ему понравилась эта девчонка: смешная, кучерявая, бегавшая по двору, она выделялась из толпы подруг и показалась ну просто удивительно красивой. И такое вдруг странное чувство заполнило его всего изнутри, что и словами не описать. Он даже растерялся и специально наехал на нее велосипедом – новеньким, блестящим и, между прочим, импортным. Уже в шесть лет Андрей осознал, что имеет намного больше, чем другие, и не упускал случая прихвастнуть перед приятелями вещами несоветского производства или небрежно уронить в разговоре: «А вот когда я в Италии…»

Но Люське, похоже, не было дела ни до Италии, ни до велосипеда, ни до его хозяина.

– Совсем, что ли, дурак? Смотри, куда едешь! – огрызнулась Люся, а он, даже не взглянув, поехал дальше.

Вдогонку ему залаял пес, и сердце напряженно замерло – совсем он забыл о ее мраморном красавце-доге. А ну как набросится сейчас?

– Бас, иди сюда! На дураков не обижаемся! – отозвал собаку все тот же звонкий голос, и Андрей почувствовал угрызения совести – зачем на девчонку наехал? Ей больно, наверное, было. Крутиться там дальше не стал, пошел домой. Еще, не дай бог, укусит псина. Она может, с такой не страшно ни в каком доме быть, ни в каком дворе гулять. Андрей давно просил родителей завести щенка, но папа ни в какую не соглашался, да какие там питомцы при их кочевой жизни!

Из первых своих шестнадцати лет Андрей провел в России в сумме не более пяти. Родители работали во Внешторге, мотались по загранкам: то Италия, то Швейцария, то снова Италия. Тогда это, правда, считалось круто. Московские приятели завидовали Андрею: ну еще бы, по тем временам даже их скромная трехкомнатная квартира считалась хоромами. Но он-то знал, как живут нормальные люди, повидал на Западе квартир и частных коттеджей. И потому первым делом, как только его фирма стала давать прибыль, обзавелся нормальным домом, в две тысячи квадратных метров. И обожал его. Раньше. А теперь? Астахов поднял голову и посмотрел вокруг. Все яркое, помпезное, суперроскошное, все не просто говорит, а буквально кричит о богатстве – Лерка распоряжалась. Когда она дом обставила, созвали знакомых обмыть ремонт, показывали дом, его молодая супруга чуть не про каждую вещь сказала, сколько она стоит. Друзья вежливо улыбались, а потом Астахов случайно услышал, как одна гостья шепнула другой: «Цыганщина!» А та ответила: «Ну а что ж другого ждать от деревенщины, когда из грязи да в князи?» Андрей тогда внимания на это не обратил, махнул рукой на бабские пересуды. А теперь…

Он подошел к оставленной на столе бутылке и подлил себе еще. Отпил, прошелся по гостиной, описав круг и присматриваясь ко всему, словно искал чего-то. Уютно, тихо, только трещит огонь в камине. Слишком тихо, раньше так не было. Он сел на диван, отчего кожа приятно скрипнула и тепло обхватила ноги. Несколько капель коньяка упали и мгновенно окрасили диван в двух местах.