В груди разливалось тепло – хочу здесь остаться, мне нравятся эти белёные домики и красные черепичные крыши, прекрасно синее небо над тихим, восхищённым мной городом. За мансардами показался шпиль ратуши, я прибавила шаг.

Прохожие кланялись, дома расступались, и вот – площадь перед солидным трёхэтажным зданием с островерхой башней для защитных печатей, розами витражных окон и рельефными узорами вдоль каменных выступов и вокруг массивных дверей. Вязь каменного плюща опутывала городской герб над главным входом ратуши.

Дверь караулили стражники, левый отворил её передо мной. Приятно! Я улыбнулась этому крепкому бородачу – он улыбнулся в ответ, подмигнул. Ступила внутрь. Просторный холл пронизывали лучи окрашенного витражами света: красные, синие, зелёные. Навстречу спешил старик в чёрном. Под дутым камзолом смешно семенили тонкие, обтянутые чулками ноги, сверкали пряжки.

– Госпожа Тар! – эхом зазвенел возглас, старик пёр на меня, раскинув руки, и, кажется, собирался обнять. Он правда меня обнял! Прижал к пропахшему чесноком плечу и похлопал по спине: – Радость вы наша! Спасение!

Это было как-то слишком. Я деликатно кашлянула, а он вдобавок прижал слюнявые губы к щеке. Ну раз не помогает так – наступила ему на ногу.

– Прелесть вы наша, – старик прилип к другой щеке.

Да что такое?

– Отстань от девушки, старый развратник, – сильный мужской голос многократно отразило эхо.

Подскочив и больно задев подбородком по скуле, старик отпустил меня и оглянулся. С широкой каменной лестницы спускался брюнет. Высокомерие читалось в его фигуре, в каждом движении. Надменное красивое лицо попало в тусклый луч красного света, зрачки полыхнули огнем.

И я уже знала, какое имя назовёт склонившийся в глубоком поклоне старик.

– Достопочтенный господин Эйлар, – пролепетал тот. – Бесконечно рад вас видеть, позвольте засвидетельствовать своё почтение.

– Вангри, умолкни, – лениво отозвался Эйлар.

Он тоже был в чёрном, но как же его чёрная одежда отличалась от одежды старика – как день и ночь! Костюм для верховой езды Эйлара идеально сидел на крепком, стройном теле и приглушённым блеском оттенял животную грацию отточенных движений. От восхищения у меня зашлось сердце.

Почти не дыша, я смотрела, как Эйлар идёт на меня, и… кажется, он меня загрызёт. Верхняя губа презрительно топорщилась, обнажив ряд белоснежных зубов с острыми клыками, в глазах демонически отражался свет.

Эйлар оказался выше меня почти на две головы, его густые волосы, словно растрёпанные ветром, блестели. Кожа была идеальной, здорового цвета. Вот это самец. Даже у меня дух захватывало и коленки слабели, а волчицы, наверное, падали штабелями.

Он остановился в шаге от меня, смерил уничижительным взглядом.

– Так вот ты какая, – губы сомкнулись, пряча хищный оскал.

Старый развратник заискивающе кланялся в дальнем углу зала, воровато поглядывал то на Эйлара, то на меня. Эйлар был умопомрачительно хорош. Моргнув, я использовала этот миг, чтобы собраться с мыслями.

– Да, такая. И не помню, чтобы разрешала вам обращаться ко мне на «ты». Какие-нибудь вопросы?

Пальцы больно сомкнулись на моей шее, притянули к Эйлару. Сердце бешено колотилось; от ужаса, казалось, описаюсь, но я заставляла себя смотреть в искажённое гневом лицо. Его ноздри страшно трепетали, глаза сверкали. Эйлар пах мокрой шерстью и яростью.

– Как ты смела использовать моего брата вместо коня, вместо вьючного животного! – У него удлинились клыки. – Ты кто такая?

Схватив его запястье, я послала разряд боли и рыкнула:

– Штатная ведьма Холенхайма!

Эйлар меня оттолкнул, хотел сжать обожжённую магией руку, но удержался. Его желваки дрожали, волосы на голове встали дыбом и… он ведь не превращаться удумал, да? Я отступила на шаг, второй. Неужели нестабильный оборотень? Или Эйлара от горя так лихорадит, что он форму удержать не может?

Я пятилась. Нажила врага. Смертельного, ужасного врага, может, даже весь род. Ногти оборотня удлинялись, зубы росли.

– Валентайн, довольно!

Эйлар дёрнулся и резко обернулся. На лестнице, опираясь на трость, стоял немного горбатый старик в дорогом камзоле. Седые волосы разметались по плечам и свисали по бокам остроносого хищного лица. Спускаясь, он подволакивал левую ногу и очень налегал на трость. Но, невзирая на физическую ущербность, от деда веяло силой. Во взгляде блеклых, по-звериному сверкающих глаз была такая подавляющая властность, что, едва он ступил с лестницы на пол, я рефлекторно просела в реверансе.

Валентайн – похоже, так зовут моего свежеиспечённого кровного врага – почтительно склонился, а когда старик доковылял, пробормотал что-то вроде:

– Простите, я не хотел.

Пристально меня разглядывая, старик небрежно отмахнулся от его слов. Я просела в ещё более глубокий реверанс – сила старика почти расплющивала, я смотрела на тупые носики его замшевых туфель, пряжки с головами воющих на луну волков.

– Какая прелестная юная особа, – произнёс старик, и по интонации было не понять, хвалит он или насмехается.

– Дядя, она… – начал Валентайн, но взмах узловатой, в старческих пигментных пятнах руки его остановил.

Подковыляв ближе, старик хмыкнул:

– Вы очень грациозны, – он сложил ладони на трости. – Реверанс сделал бы честь придворной даме.

– Благодарю, вы мне льстите, – пролепетала я.

Тем паче что он действительно льстил, ведь за такой реверанс при дворе мне бы порку устроили.

Валентайн возмущённо начал:

– Дядя…

– Проверь лошадей, горячая голова.

– Но она…

– Спасала свою жизнь и жизни других людей, – старик забарабанил пальцем по серебряному носу набалдашника-волка.

– Это был мой брат! – подступил Валентайн.

– Право предъявлять претензии у главы рода, то есть у меня, а я не в претензии.

Повисла звенящая тишина, воздух искрился от напряжения. Ноги уже ныли, но я боялась подняться из реверанса, дышать боялась, чего уж! Так вот за кого Саги хотел меня сосватать – за горбатого властного старика. Ну спасибо. Шумно выдохнув, Валентайн слишком звонко отчеканил:

– Амэйбла ты никогда не любил. И меня, и нашего отца, – развернувшись на каблуках, он вихрем помчался прочь.

И так хлопнул дверью, что эхо грохотало ещё несколько секунд. Выпрямившись, я не осмеливалась посмотреть на графа. Узловатый палец вдруг коснулся моего подбородка и потянул вверх, старик велел:

– Посмотри на меня, дитя.

Сердце вырывалось из груди, прикосновение чужой руки почти обжигало. Стиснув зубы, я подняла взгляд. Морщинистое, хищное лицо графа было совсем близко. В отличие от племянника, он пах не шерстью, а духами с мятной нотой. И смотрел так, что… в общем, кажется, он не прочь был жениться ещё раз, а если не жениться, то завести любовницу.