– А мне эти черные зубчатые вершины окраинного обрыва с их полосами снега напоминают мою родину – долину Иркутска, вдоль которой тянутся Тункинские альпы такого же вида, – сказал Костяков, – а растительность и птицы увеличивают иллюзию.

На следующей поляне, также с озером посередине, заметили пасущихся быков и лошадей и решили остановиться на опушке, чтобы понаблюдать за ними, а кстати сварить обед. Ручеек, вытекавший из озера и пересекавший поляну, давал возможность набрать чистой воды. Расположились на самой тропе, у выхода ее на поляну среди кустов, быстро развели огонь, повесили чайник и котел для супа, нарезали шашлык из телятины и, нанизав на прутики, поставили жариться. Сами уселись в кустах возле тропы, откуда через просветы можно было видеть пасущихся животных.

Вдруг в глубине леса послышался тяжелый топот, быстро приближавшийся. Изумленные путешественники едва успели отпрыгнуть в кусты, как по тропе промчалось огромное темно-бурое животное, издававшее глухой рев.

– Это что такое было? Что за чудовище? – шептал перепуганный Горохов.

– Заметили вы огромный рог у него на носу? – спросил Горюнов, не менее пораженный.

– И куцый поросячий хвостик? – добавил Костяков.

– А вот его следок, – сказал Ордин, указывая на отпечаток ноги на мокром месте тропы, где вылили лишнюю воду.

Этот след имел почти восемнадцать сантиметров в диаметре и оканчивался впадинами, оставленными несколькими копытами.

– Итак, мы видели еще одну живую окаменелость – ископаемого длинношерстного носорога, – сказал Ордин.

– А будь она проклята за ее живость, эта окаменелость! – воскликнул Костяков. – Она весь наш обед изгадила.

Действительно, носорог, пронесшийся ураганом по тропе, наделал беды: котел с супом был отброшен в кусты и, конечно, пуст, мясо валялось на траве, палочки с шашлыком растоптаны, чайник лежал на боку.

– Начинай сначала, повар! – усмехнулся Горохов, подбирая котел и чайник, чтобы идти за водой.

– Этакое неуклюжее чудовище! – ворчал Костяков, собирая разбросанные кусочки мяса. – Мало ему было места на тропе!

– В другой раз будем умнее, – смеялся Горюнов, – и расположимся в сторонке от звериного тракта!

– Еще кто-то бежит! – крикнул Ордин и прыгнул в кусты; остальные последовали за ним.

Через несколько секунд по траве с таким же глухим ревом пробежали один за другим три носорога, которых успели рассмотреть лучше. Спереди был самец с огромным рогом на морде, позади которого возвышался второй рог, гораздо короче. За ним следовала самка с одним небольшим рогом, а в хвосте – детеныш, безрогий, еле поспевавший на своих коротких ножках за родителями. Все трое были покрыты редкой, но довольно длинной черно-бурой шерстью.

– Ну, ребята, берегитесь! – предупредил Горюнов. – Вероятно, они от какого-то хищника убегают. Приготовьте ружья!

Не успел он сказать это, как на тропе показался хищник, в котором нетрудно было узнать медведя, но огромной величины; он бежал, низко опустив голову и обнюхивая землю, слегка переваливаясь с ноги на ногу. Заметив догоравший и дымивший огонь у тропы, он сразу остановился, поднял голову, раскрыл пасть, показав свои огромные клыки и красный язык. Но тут его сзади атаковали собаки, и он круто повернул и побежал назад, издавая недовольное ворчанье.

– Ну, товарищи, – возгласил Горюнов, – переберемся-ка на поляну. Здесь, видно, звери не дадут нам не только что сварить обед, а даже съесть его спокойно.

– Матерой мишка! В жисть я таких не видывал… – сказал Горохов, вылезая из кустов.

– Огромный, да не очень храбрый, собак испугался! – смеялся Ордин. – А знаете ли, я уверен, что это не просто очень крупный бурый медведь, а ископаемый пещерный, современник носорога и мамонта. Вы заметили, каковы у него челюсти?

– Значит, еще одна живая окаменелость! Наша коллекция очень быстро увеличивается и становится слишком неправдоподобной, – сказал Костяков.

– Да, придется фотографировать всех этих ископаемых животных прямо на лоне природы, иначе нам никто не поверит, – заметил Горюнов. – Жаль, что у нас мало фотографических пластинок взято. Но кто же мог знать, что Земля Санникова – зоологический или, вернее, палеонтологический сад.

– Теперь вы можете, Никита, рассказать вашим приятелям-каюрам, что видели сами на голове носорога тот рог, который они считают когтем птицы эксекю.

– Да я же видел эту тварину и раньше.

– Где же это? Сегодня ночью, что ли?

– Нет, давно дело было. На речке Ачаде, что справа в Яну впадает, в весеннюю пору из берега такой же зверь вывалился и у воды лежал. Песцы уже объели у него морду и выели брюхо, когда он мне попался. Тогда наш исправник о нем губернатору докладывал, а тот чиновника послал, чтобы зверя увезли. Да только к его приезду ничего не осталось: песцы мясо съели, а кости река схоронила.

– Так всегда бывает с этими находками, – пояснил Горюнов. – Пока их кто-нибудь случайно увидит, пока сообщит по начальству, а последние – в Петербург, академии, пока она командирует ученого для осмотра – проходят многие месяцы. А хищники и реки не дожидаются. И сколько редких находок уже пропало!

– Ну, мы с вами привезем кое-что получше! – сказал Ордин. – Шкуры, черепа и фотографии не дохлых, а живых ископаемых животных.

– Фотографии – пожалуй, но насчет черепов и шкур придется сильно экономить: они очень тяжелы и объемисты, а у нас всего три нарты, – заметил Костяков.

– А уж череп и шкуру мамонта не увезешь с нашими средствами передвижения! – рассмеялся Горюнов.

– Вы, кажется, рассчитываете, что мы увидим и живого мамонта? – спросил Костяков насмешливо.

– Почему же нет? Если здесь благоденствует и плодится носорог, то может жить и мамонт.

– Ну, ваши онкилоны давно истребили его, если застали здесь.

– А ради чего? Бивни им не нужны – продавать их некому, дичи и без мамонтов довольно, а добывать эту махину без огнестрельного оружия нелегко.

– Но ведь человек каменного века охотился на мамонта с еще более примитивным оружием.

– А я полагаю, Матвей Иванович, – вмешался в разговор Горохов, – что, если этот самый мамонт тут проживает, ему здешние люди поклоняются, как священному зверю, вроде птицы эксекю.

– Вполне возможно, Никита. И поэтому я надеюсь, что мы этого зверя увидим.

Собрав пожитки, перебрались на край поляны возле ручья и снова развели огонь. Поляна оказалась пустой – вероятно, носороги своим топотом и ревом испугали всех животных.

– И тут напакостили! – заметил Ордин. – А я надеялся, пока варится обед, подкрасться по опушке и сфотографировать быков и лошадей.

– Да, остались лишь птицы, которые интересны только как жаркое, – сказал Костяков, указывая на стаю уток, летавших над озером.