— Она сказала, на этот раз все идёт слишком быстро.

— Так это ж хорошо, что быстро. — Рошель захихикала. — Представьте, если ребёнок родится прежде, чем они доедут до больницы? Как старина Брюс справится?

— Надеюсь, она с ним не закрутит, он такой зануда, — пробурчала Джуд.

— Мне он нравится, — призналась я.

— Он похож на лягушку, — сказала Рошель и скорчила глупую лягушачью рожу, совсем непохожую на моего дядю Брюса. — И квакает, как лягушка.

— И надувается, как жаба, когда пытается нами командовать, — подхватила Джуд.

— Ничего он не пытается! Он же тебя защитил от этих жутких парней!

— И вовсе они не жуткие, — оскорбилась Рошель.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не начинай сначала! — взмолилась я, осматриваясь в тёмной прихожей. Потом щёлкнула выключателем — туда-сюда. Свет не включался. — Только не это! Лампочка не горит.

Джуд пробралась в гостиную, куда свалили большую часть нашей мебели, когда все торопились разгрузить машину, и попробовала включить свет там. Свет не включался.

— О-ох! — простонала она.

— Света нет, — сказала Рошель. — Что будем делать? Не можем же мы сидеть в темноте, а, Джуд?

— Что ты мне предлагаешь? Превратиться в фонарь? — спросила Джуд, обкусывая кожу с большого пальца.

— Может, наверху есть свет? — предположила я.

— Да нет его во всем доме, балда, — сказала Рошель, но все же пошла наверх проверить. — А как же мы будем там ложиться в темноте? — спросила она, спускаясь.

— Нам пока не на что там ложиться, — сказала Джуд. — Сегодня нам, пожалуй, лучше остаться внизу. — Она обняла меня, заметив, что я дрожу. — Да все в порядке, Дикси, представь, что это поход. Давай-ка отправляйся на охоту за одеялами и начинай их разбирать, а я пойду добуду рыбы и горячей картошки. Поставь чайник, Рошель.

Тут она замолкла и снова вцепилась зубами в свой палец.

Рошель подумала о том же самом. Она побежала на кухню и попыталась включить конфорки на грязной электроплите.

— Господи, вообще все электричество не работает. Мы даже чаю попить не сможем. И горячего душа тоже не будет. И телевизор не посмотришь.

— Может, дядя Брюс починит электричество, когда вернётся? — сказала я.

— Если оно совсем отключено, ничего он не починит. А потом, он, я думаю, и не собирается возвращаться. Спорим, он докинет маму и Мартину до больницы и даст деру? — выпалила Рошель.

— Ну и скатертью дорога! Найдём мы кого-нибудь починить электричество. Муниципалитет! — сказала Джуд. — Если бы Мартина оставила нам мобильник, я бы им прямо сейчас позвонила. Знаете что, я поищу телефон-автомат и позвоню им по дороге, когда пойду за рыбой и картошкой.

— Ты же номера не знаешь, — напомнила Рошель. — О господи, что же нам делать?

— Не разводи панику, Рошель, Дикси пугается.

— Бедная крошка! — насмешливо сказала Рошель. — Что мы с ней носимся, как с несмышлёным младенцем? Она меня не намного младше. Просто выглядит такой недоразвитой дурой.

— А ты ведёшь себя как недоразвитая дура, — сказала я.

— И это говорит девчонка, которая ходит с игрушечной набивной птичкой на пальце! — Рошель щёлкнула Фиалку.

— Прекрати, — сказала Джуд. — Давайте-ка обе вытаскивайте быстренько постели.

— Можно мне с тобой, Джуд? — попросила я.

— Нет уж, лучше оставайся здесь. Особенно если эти парни, которые так приглянулись Рошель, ещё шляются поблизости.

— Так я потому и хочу с тобой пойти, — сказала я.

— Бог ты мой! Ты собралась меня защищать, Дикси? — удивилась Джуд. — Я скоро приду. Не волнуйся так.

Она весело помахала нам, но лицо у неё было напряжённое. Выходя, она набрала в грудь побольше воздуху, как будто собиралась нырнуть с вышки.

Когда она ушла, мы с Рошель переглянулись.

— Ну вот, теперь нас осталось двое, — сказала я. — Как в этих жутких детективах, где все время кто-нибудь исчезает.

— Скорее уж как в ужастиках. Как мама могла завезти нас в эту дыру?! Она такая глупая, — сказала Рошель. Она сновала туда-сюда среди сваленной мебели и стучала по ней своими испорченными замшевыми туфлями. — Я её иногда просто не выношу.

— Заткнись, Рошель. Она ведь сейчас рожает, и похоже, все у неё идёт не так.

— А зачем ей было заводить ещё ребёнка, когда у неё и так мы все? Так ей и надо, если ей с ним достанется. В следующий раз будет поосторожнее, — ворчала Рошель, протискиваясь между картонных коробок.

— Прекрати! Подумай, с ней же может что-нибудь случиться!

Я вспомнила все роды, какие мне приходилось видеть по телевизору. Я представила маму с раскрасневшимся лицом и как она задыхается и стонет. И больничную кровать, и полотняные салфетки, залитые ярко-алой кровью. И как мама лежит вся белая и неподвижная, а потом лицо ей закрывают простыней.

— Не плачь, — сказала Рошель. — Помоги мне лучше, дурочка. Сними-ка с пальца своего дурацкого попугайчика и поищи одеяла. Они, наверное, перепутались с одёжками.

— А если она умрёт?! — всхлипнула я, утирая слезы чьей-то футболкой.

— А ну отдай, это моя футболка! Нечего вытирать ею сопли. И прекрати это дурацкое нытьё, ничего она не умрёт. Она же не больна, она просто рожает.

— Некоторые женщины умирают от родов.

— Да что ты все про смерть! Ты, видно, вся в своего папашу. Ага!

Рошель отыскала одно одеяло на дне коробки, под маминой одеждой. Она стала его вытаскивать, но отвлеклась на мамино чёрное шёлковое кимоно.

— Она не взяла ночные вещи. — Рошель погладила мягкую чёрную ткань и поднесла её к лицу, чтобы понюхать мамины духи. — Я не всерьёз сказала, что так ей и надо, — прошептала она. — Я просто очень на неё разозлилась.

— Я знаю, — сказала я.

Я вытерла глаза рукавом кофты. Фиалка легонько толкнула меня клювом. Я стала карабкаться через кровати. Они были разобраны на части, чтобы поместиться в машину.

— Может, соберём пока мамину кровать и ляжем на ней все трое — и ты, и я, и Джуд? — предложила я.

— Вот ещё! Не хочу я спать с вами в одной постели! — фыркнула Рошель, но все же помогла мне с маминой кроватью.

Спинка не желала как следует вставать на место, а матрас был слишком тяжёлый. Без Джуд мы никак не могли положить его на место.

— Мы можем сегодня лечь просто на матрас, — сказала я.

— Не хочу спать так низко. Вдруг тут что-нибудь ползает — в такой-то грязи. Тут могут быть тараканы. Или крысы.

Лучше бы Рошель этого не говорила. Она, кажется, и сама пожалела о своих словах.