Тем не менее на его вопрос ответили:

– Называй меня своим господином.

Если хан мог, он бы рассмеялся.

– Я – сын Вечного Неба, избранный народами властвовать ими!

Черный незнакомец захохотал, и тело Тандыра сотряслось от вселенской дрожи и опалилось еще более страшным жаром.

– Ты – сын дочери хана и безродного пастуха. – Порождение мрака вновь рассмеялось, чувствуя, что ударило в самое больное место ханской биографии. – Да, я знаю все твои тайны. Я не хочу твоей покорности. Мне нужен гордый волк, а не трусливый шакал. Поведи свой народ к победе.

– А тебе это зачем?

Хитрый степняк не понимал интересов черного духа… Шайтана. Да, теперь Тандыр-хан был уверен – перед ним именно Шайтан.

– Месть. Эрэфия должна умыться кровью. Грабь, забирай все. Мне посвяти смерть.

Алчная улыбка тронула пересохшие губы степняка.

– Почему бы и нет?

– И помни. Я тебе помогу.

* * *

Неслух-летописец порывался пойти с братьями Емельяновыми за Лихом, но благоразумие победило – негоже книжнику на гиблое дело ходить. Кому велено мурлыкать, не чирикайте.

Наутро после пира братья чувствовали себя великолепно, потому что не злоупотребляли местной брагой, а вот книжник, поговорив с князем, предался пьянству и теперь ощущал себя живым мертвецом.

– Ох, соколики… – проскрипел он, не поднимаясь с постели. – Вчера готов был с вами на подвиг ратный, а нынче хоть в гроб ложись. Вы уж там Лиху Одноглазому задайте. А мне бы водички…

Сердобольный Егор напоил Неслуха из резного ковша ключевой водицей. Летописец слегка ожил.

– Ну, рассказывай, что за Лихо такое и где его искать, – велел Иван.

– Мало о нем известно, – признался книжник. – Раньше считалось, что это такой великан с единственным глазом…

– Циклоп, что ли? – блеснул эрудицией Емельянов-младший.

– Нет. «Це клоп» – так малорассеяне о кусачем насекомом говорят. А вот древнегречневые ученые толкуют о некоем «циклопусе». Ему наше Лихо и есть родня. То есть раньше так думали. Позднее в народе пошла молва о высокой одноглазой женщине с косматыми патлами. Вот тут ближе к истине, потому как от Лиха окромя вреда да сглаза ничего ждать не следует. Видел я старинный манускрипт некоего Фомы, Не Верящего В Прошлое, где он утверждает, что Лихо происходит из далекого государства Сектор Сглаза, на земли которого наслали порчу древние колдуны. С тех пор, дескать, ни сна тому краю, ни покоя… Ты, Егорушка, еще бы мне водички поднес, во рту пересохло.

Ефрейтор Емеля уважил Неслуха, тот перевел дух и продолжил:

– Встреча с Лихом сулит людям горе и неудачу. Под Мозгвой оно завелось примерно год тому назад. Весть о нем принесли три бабы, ходившие по грибы. Видели, мол, чучелу патлатую, пальцем в нас тыкающую да глазом зыркающую. Им-то спервоначалу не поверили, только первая баба заболела сильно, у второй дом погорел, а у третьей скотина стала дохнуть. С тех пор Лиха никто не встретил, но несчастья продолжаются, более того, люди пропадают.

– Ага, вояки вчера признались, что много народу исчезло, – задумчиво кивнул Старшой. – Я беспокоюсь насчет неудачи… Вон, братан у меня и так неудачливее некуда, переживет. А может, и само Лихо об него обломается. А я-то растерять везение не хочу…

– То-то и оно. Способов одолеть одноглазую нечисть я не ведаю. – Неслух потеребил бородку. – Тут нужна сильнейшая волшба. Хотя колдуны, взявшиеся извести Лихо, тоже пропали. Двое или трое. А то и больше. Я же только что из Торчка, а времени прошло немало.

Распрощавшись с бедолагой-летописцем, братья Емельяновы покинули гостевые палаты и вышли из кремля. Сев на поданных слугами лошадей, двинулись в путь.

На площади, которую мозгвичи называли Алой, хотя мощена она была черным булыжником, кипел торг. Вдоволь наглазевшись на ярмарку Большого Оптовища, дембеля без задержек минули громкие, тесные и оглушающие ароматами базарные ряды и отправились на запад.

В узких улочках царила ругань. Здесь, в пробках, стояли телеги. Спешащие всадники старались объехать заторы по обочинам-тротуарам, рискуя задавить пешеходов. Близнецы пристроились за таким торопыгой и через несколько минут выбрались на широкий тракт.

Здесь дело пошло веселее. Мимо проплывали разнородные дома, Егор глазел на людей, преимущественно девок, и вспоминал красавицу Рогнеду.

– Ты гляди, братан! Реклама! – подивился Старшой, показывая в сторону.

Стену одного из высотных зданий украшала надпись: «В Мозгву бресть – последнюю копейку несть. Ростовщик Прижимайло».

На небольшой площади, где толклись горожане, покупающие соления-варения у крестьян, братьев ждал круглый и румяный сюрприз – Колобок. Разумный хлебец выкатился прямо под ноги их лошадей, буркнул: «Смотри, куда прешь!» – и только потом узнал Емельяновых.

– Ах вы, лицемеры предательские! А ну, я вам плюну в глаза бесстыжие! – высоким голоском пискнул каравай и смачно плюнул снизу вверх.

Из ротика вылетели крошки, но до бесстыжих глаз близнецов, естественно, не достали, упали на самого Хлеборобота. От таковой несправедливости он еще сильнее раздухарился. Ловко подпрыгнув выше седла, недаром же на мяч похож, он врезался в живот Егора. Растерявшийся ефрейтор не среагировал на выпад и согнулся от боли.

– Ты чего? – спросил Иван, на всякий случай готовя правую ногу для футбольного удара, хотя понимал: так можно и с коня шлепнуться.

– А куда вы подевались, изменщики? – возопил Колобок.

– Подожди. – Старшой потряс вихром. – Ничего не понимаю. Ведь это же ты куда-то смылся. Сам же говорил: «Я от бабушки ушел, от дедушки… От вас, когда захочу, укачу!» Вот мы и решили, что захотел.

Каравай задумался. Из тельца быстренько вылезла ручонка, почесала макушку. Отрастив вторую руку и пару ножек, хлебный трансформер нехотя произнес:

– Ну, ладно, ладно. Допустим. Меня мнимый слепец ножом проткнул и запер, а вы и рады забыть друга старого, помощника ценного, сироту круглую… – Волшебное дитя покойных Сусекских-Скреби жалобно захныкало. – Меня крысы чуть не сожрали!

– Откуда нам знать было про слепца-то? – проныл Егор, восстановив дыхание.

– И на что разум человеку даден? – будто бы про себя принялся рассуждать каравай, оставив намеки на плач. – Агнцы сущие… Ладно, в Эрэфии с дурачков спросу не бывает. Прощаю вас, горемык.

– Как же ты освободился? – поинтересовался Иван.

– Вестимо как. Я ж ото всех уйти могу.

Парни рассмеялись.

– Искали хотя бы немножко-то? – все еще дуясь, спросил Колобок.

– Да, конечно! – горячо заверил его Старшой.

Хлебец недоверчиво хмыкнул и посмотрел на Егора:

– Так дело было?