Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, пять лет спустя, я несколько изменился. Я видел смерть своими глазами и стал понимать, что это – навсегда. Если человек уедет в большой город, или даже в другой штат, или в другую страну, он может еще вернуться. Вы можете встретиться с ним в каком-нибудь другом месте, например. Но если человек умирает, его не будет больше никогда. Совсем никогда. Мне нравилось смаковать это понятие. Я вертел его на языке, как леденец, и мне становилось действительно страшно, что я тоже когда-нибудь умру. Именно ради этого чувства дрожи во всем теле и чего-то тяжелого на душе я и думал о смерти. Впрочем, такая забава приелась со временем.
Гипотеза о том, что Берт Хоспейн – вампир, не годилась по многим причинам. Во-первых, он совершенно нормально относился к солнечному свету. Во-вторых, в салуне у Бака он ел запеканку с чесночным соусом, и ему не было плохо или больно. У него на пальце было небольшое колечко, по виду серебряное (хотя проверить это не представлялось возможности).
С другой стороны, все было слишком подозрительно.
И тогда я решился на шаг, на который никогда бы не решился взрослый.
Берт Хоспейн дома: его силуэт только что промелькнул в окне.
– Я к мистеру Хоспейну, – говорю я, и миссис Роджерс пропускает меня внутрь.
Я поднимаюсь на второй этаж и стучу в дверь.
С собой у меня – только моя собственная решимость и ничего более.
Берт открывает дверь. Он бледен. У него под глазами круги.
– Мистер Хоспейн, мне нужно с вами поговорить.
Мне кажется, он прекрасно все понимает. Но я не боюсь его. Потому что я уверен, что он не причинит мне вреда.
Я прохожу и сажусь на кушетку. Он стоит у окна спиной ко мне.
– Вы вампир, мистер Хоспейн?
Он молчит, глядя в окно. По сути, все уже понятно, осталось только выбрать правильную развязку.
Он оборачивается, и на его щеках я вижу потеки от слез. Он садится на стул тяжело, падает, точно мешок с мукой.
– Не бойся меня, – говорит он. – Я не причиню тебе зла. Я вообще никому не причиню зла. Я не хочу. Просто иногда он просыпается во мне. Раз в полгода примерно. Иногда – чуть чаще. В большом городе он проснулся в неудачный момент. Мне пришлось уехать. Я думал, что смогу его задушить. Но не получается.
Он говорит это монотонно, точно заученный текст.
– Кто?
– Я не знаю. Тот, кто заставляет меня делать это. Но я не могу жить без этого.
Я встаю.
– Уезжайте из города, мистер Хоспейн. Я никому не скажу. Вы хороший человек. Нам очень нужны такие люди. Но вам лучше уехать.
Он кивает.
Миссис Хайнс хоронили на закате. Хоспейн дольше всех стоял у ее могилы. Это было еще до нашего разговора.
Я уже тогда планировал этот диалог. Почему-то мне казалось, что я ничем не рискую. Когда дети ловят всяких злых и сказочных существ на темных чердаках и в заброшенных карьерах, они мечтают в первую очередь о сражении. Они мечтают уничтожить зло и принести его отрезанную голову на блюде в город, чтобы все знали об их героическом поступке.
Я ни в коем случае не хотел причинять зло Берту. Я как-то сразу понял, что он и тот, кто живет в нем, – это два разных существа. И Берт сражается с ним и старается заплатить людям вокруг него за причиненное зло. Я думал тогда, что Берт уедет из города, а я через много лет стану рассказывать внукам, что знал настоящего вампира и он был добрым.
Но все вышло иначе.
– Поймали! – орут на улице.
Мы с Бобом выскакиваем из дома как ошпаренные (мы читали новую книгу, которую тетушка Боба, жившая в большом городе, прислала с очередным дилижансом). Боб, конечно же, хочет посмотреть на преступника. Посмотреть, как того будут вешать, например, хотя кого поймали – пока непонятно. Я же – боюсь за Берта Хоспейна. Он должен был уехать вчера, но задержался, чтобы отремонтировать забор миссис Харгривз.
По улице идет толпа. Они ведут человека: он избит и грязен, и я узнаю в нем Дылду. Дылда живет в городе около двух лет, поэтому до сих пор считается человеком новым, пришлым. У него есть револьвер. Я не знаю его настоящего имени. Кличку Дылда ему дал старик Картер в первый же день после появления того в городе, и это словцо приклеилось насмерть.
Ноги Дылды волокутся по земле: он гораздо выше тянущих его людей.
Я хватаю за рукав Джонни Монка, своего сверстника, идущего вместе с толпой.
– Что тут?
– Убийцу поймали. Который молочницу убил. И Китти.
– А как догадались? – спрашиваю я.
– У него револьвер точно такой, из которого Бонда пристрелили. И вещицы Китти дома нашлись.
Дылда был влюблен в Китти. Этого почти никто не знает, но я уже говорил, что люблю засунуть нос не в свое дело. Я видел, как он тайком приносил ей подарки и оказывал мелкие знаки внимания. Она принимала их как должное, но близко не подпускала.
Это свидетельство против Дылды, на самом-то деле. Они скажут, что он убил ее из ревности. Дылда частенько уезжает из города на охоту, вряд ли у него есть алиби на то время.
Я бегу вместе с толпой.
У нас в городе есть несколько деревьев. Самое большое – на отшибе, минутах в десяти ходьбы от границы города. Я понимаю, что Дылду волокут туда.
Впереди широкими шагами идет Систей. Он возглавляет закон в городе, значит, он должен принять решение о казни убийцы. Собственно, оно уже принято.
Я оглядываюсь: Берта Хоспейна не видно. Может, он уже уехал?
Я не подумал о таком раскладе. Берт уезжает, а Систей находит ложного преступника. И погибает невинный человек. Но я не могу крикнуть, что все знаю. Потому что мне никто не поверит.
Дылду бросают под деревом. Он силится встать, но он избит, и это непросто. Его руки связаны за спиной. Кто-то подводит лошадь.
Суд очень скор. Пока Дылду сажают на лошадь, пока надевают ему на шею петлю, а другой конец веревки укрепляют на дереве, Систей оглашает приговор. Ветер дует в другую сторону, свистит, я не слышу половины слов.
– За убийство… Кэтрин Картер… супруга достопочтенного… Уиллис… – и еще какие-то слова.
Уиллис – это, наверное, фамилия Дылды. Ирония судьбы: узнать фамилию человека за несколько мгновений до его смерти.
Веревка натягивается, с секунды на секунду лошадь пришпорят.
Я думаю, что Берт Хоспейн хотел уйти картинно. Он не мог себе позволить просто исчезнуть. Подсознательно он хотел, чтобы все произошло так, как произошло.
Когда веревка натягивается, раздается выстрел. Все оборачиваются, и я тоже. Конец веревки болтается в воздухе. Дылда падает лицом вперед.
Берт Хоспейн сидит на лошади, и в руке у него – револьвер. Это кольт 38-го калибра. По бокам седла – сумки, на голове – широкополая шляпа. Лошадь – из конюшни Роджерсов. Вряд ли он украл ее. Скорее всего, они разрешили забрать животное за все хорошее, что он сделал для них и для города.