Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ученице ни за что не хотелось покидать родной дом, но бабушка настоятельно требовала, чтобы она приехала, да и сам Линь Жу-хай убеждал дочь:
– Мне уже за пятьдесят, и снова жениться я не собираюсь. Ты еще мала, много болеешь, у тебя нет матери, которая занималась бы твоим воспитанием, и нет сестер, которые могли бы за тобой ухаживать. А там возле тебя будет бабушка, двоюродные сестры, да и у меня хлопот станет меньше. Почему ты не хочешь ехать?
Выслушав отца, Линь Дай-юй в слезах поклонилась ему на прощание, вместе со своей кормилицей и несколькими пожилыми женщинами-служанками, присланными за нею из дворца Жунго, села в лодку, и они отправились в путь. Цзя Юй-цунь следовал за нею в отдельной лодке, в которой, кроме него, находилось еще двое мальчиков-слуг.
Прибыв в столицу, Цзя Юй-цунь первым долгом привел в порядок парадную одежду и, захватив с собой визитную карточку, на которой значилось «родной племянник», в сопровождении слуги отправился к воротам дворца Жунго.
В это время Цзя Чжэн уже успел прочесть письмо зятя и немедленно приказал просить Цзя Юй-цуня.
Величественная внешность и изысканная речь Цзя Юй-цуня произвели на Цзя Чжэна благоприятное впечатление. Цзя Чжэн, во многих отношениях унаследовавший характер своего деда, больше всего уважал людей ученых, и даже с низшими по званию был вежлив и обходителен, стараясь помогать им в затруднительных случаях; к тому же Цзя Юй-цуня рекомендовал зять, поэтому Цзя Чжэн принял его с особенной любезностью и приложил все усилия, чтобы помочь ему. На первом же приеме у императора он добился восстановления Цзя Юй-цуня в должности. Не прошло и двух месяцев, как Цзя Юй-цунь получил назначение в область Интяньфу, попрощался с Цзя Чжэном и, выбрав счастливый для отъезда день, отбыл к месту службы. Но об этом мы здесь рассказывать не будем.
И вот Линь Дай-юй покинула лодку и сошла на берег, где ее ожидали паланкины и коляска для перевозки багажа, специально присланные за нею из дворца Жунго.
Мать часто рассказывала Дай-юй, что семья ее бабушки многим отличается от других семей. Теперь она сама убедилась, что сопровождающие ее служанки третьего класса едят и одеваются не как простые люди, и составила себе представление о той среде, в которую ей предстояло вступить. Ей казалось, что здесь нужно следить за каждым своим поступком, все время быть настороже, опасаться сделать лишний шаг или произнести лишнее слово, чтобы не вызвать насмешек.
Когда паланкин, в котором сидела Линь Дай-юй, вступил в город, она осторожно выглянула из-за шелковой занавески: на улице царила сутолока, сновали люди, по обе стороны громоздились жилые дома, – все совсем не так, как в других городах. Паланкин двигался довольно долго, как вдруг на северной стороне улицы девочка заметила двух каменных львов, присевших на задние лапы, и огромные с тремя пролетами ворота, украшенные головами диких зверей. У ворот в ряд сидело около десятка людей в роскошных головных уборах и дорогих одеждах. Над главными воротами на горизонтальной доске красовалась сделанная крупными иероглифами надпись: «Созданный по высочайшему повелению дворец Нинго».
«Вот и дом моего дедушки», – подумала Дай-юй.
Немного западнее стояли точно такие же большие ворота с тремя входами, но это уже был дворец Жунго. Вступили в него не через главный, а через западный боковой вход.
На расстоянии примерно одного полета стрелы от входа сделали поворот, паланкины остановились, и женщины-служанки вышли из них. Четыре слуги лет семнадцати-восемнадцати, в шапках и халатах, сменив старых носильщиков, понесли паланкин Линь Дай-юй дальше. Служанки последовали за ними пешком.
У вторых ворот паланкин опустили на землю, молодые слуги с достоинством удалились, а подоспевшие женщины раздвинули занавески и помогли Дай-юй выйти.
Опираясь на руки служанок, Дай-юй вступила во вторые ворота. В обе стороны от них уходили полукругом крытые галереи, прямо напротив высился проходной зал, перед входом в который стоял мраморный экран[24] на ножках из сандалового дерева. Далее одна за другой следовали три небольшие приемные и затем большой двор перед главным строением. Прямо впереди расположился господский дом из пяти покоев с резными балками и расписными колоннами. По обе стороны от него раскинулись флигеля с террасами, на которых были развешаны клетки с попугаями и другими редкими птицами.
На ступенях крыльца сидело несколько молодых служанок в нарядных разноцветных халатах. Едва заметив вошедших, они бросились навстречу.
– Хорошо, что вы приехали, старая госпожа только что о вас вспоминала!
Три или четыре из них бросились к двери, чтобы поднять занавес, и одновременно чей-то голос возвестил:
– Барышня Линь Дай-юй!
Линь Дай-юй вошла в дом и сразу увидела старуху с белыми, как серебро, волосами, которая шла ей навстречу, поддерживаемая под руки служанками. Дай-юй поняла, что это и есть ее бабушка, хотела поклониться ей, но старуха торопливо удержала ее, заключила в объятия и со слезами на глазах воскликнула:
– О мое дорогое дитя!
Растроганные этой картиной, присутствующие тоже прослезились. Дай-юй не выдержала и заплакала. Все бросились ее утешать.
Наконец Дай-юй поклонилась бабушке, и та стала знакомить ее с родными.
– Это твоя старшая тетя, – сказала она. – Это – вторая тетя. А вот жена твоего покойного старшего двоюродного брата – госпожа Цзя Чжу.
Каждой из них Дай-юй в отдельности поклонилась, а матушка Цзя продолжала:
– Позовите сюда барышень! Сегодня к нам из дальних краев приехала гостья, и они могут не ходить на занятия.
Две служанки кивнули и вышли. Вскоре явились три барышни в сопровождении трех мамок и пяти или шести девушек-служанок: первая из барышень – полненькая, среднего роста, стройная, с немного приплюснутым носом и смуглыми, как плод личи, щеками, но в общем очень миловидная, держалась скромно и просто. Вторая – высокая, стройная, с узкими покатыми плечами, овальным, как утиное яйцо, лицом, с большими глазами и густыми бровями, казалось, обладала изысканными манерами и вела себя непринужденно, заставляя отбросить всякую мысль о чем-то пошлом или вульгарном. Что же касается третьей, то она была еще слишком мала. Шпильки и кольца, юбки и кофты у всех трех были одинаковы. Дай-юй встала, чтобы приветствовать их, и они представились друг другу.
Затем все снова сели, и служанки подали чай.
Разговор зашел о болезни матери Дай-юй, о лекарствах, которые она принимала, о ее похоронах. Матушка Цзя, разумеется, опять расстроилась и сказала Дай-юй:
– Из всех своих дочерей я больше всего любила твою мать. Ну как