Вскоре мечта Григория осуществилась — окончательно установилась хорошая погода и, кажется, уже не собиралась меняться. Однако эта чудесная перемена на Ярослава не произвела никакого впечатления. Евсеев был по-прежнему невозмутим и ни словом не обмолвился Григорию о том, когда же они отправятся в путь.

Не выдержав, Отрепьев попытался поторопить своего друга, но Гришкина отчаянная попытка так ни к чему и не привела.

— Забыл, что мне пообещал? — холодно ответил Ярослав на все нетерпеливые вопросы Григория, и пристыженному Отрепьеву ничего не оставалось, как просто ждать.

Пролетал день, другой, третий, а потом, словно снег на голову, на казаков посыпались приказы Герасима, и Гришке уже некогда было рассуждать да размышлять — к концу дня он просто валился с ног от усталости.

Так было и этим, уже не по-осеннему морозным ноябрьским утром. Проснувшись ни свет ни заря, Григорий не думал ни о чем — все его существо боролось с липким чудовищем, имя которому — непробудный сон. Почти ничего не осознавая, ежеминутно потирая лицо руками, чтобы хоть как-то взбодриться, вместе со всем отрядом он продвигался вслед за Евсеевым.

Позже Гришка все-таки победил в этой неравной борьбе, и когда наконец к нему вернулось нормальное состояние, он с удивлением понял, что отряд заехал довольно далеко. Судя по суровым выражениям на лицах, задание было нешуточным. И в самом деле, у развилки дорог старшина остановил отряд.

Как выяснилось, задание действительно было не из лучших; от Герасима поступил слишком простой приказ без всяких объяснений: умертвить группу примерно из десяти человек, которая, перейдя через реку, будет пытаться найти дорогу, ведущую в поселение Городище.

Однако точное нахождение этой самой группы в приказе не оговаривалось, и вся тяжесть этой задачи целиком и полностью ложилась на плечи Ярослава, которому оставалось надеяться на свое знание местности да на какое-то внутреннее чутье.

Чтобы ускорить поиски, Ярослав разбил отряд на три части, каждую из которых направил в разные стороны. Гришка оказался в самой маленькой группе отряда, которая отправлялась вместе с Евсеевым. Но то ли удача на этот раз отвернулась от всего отряда Ярослава, то ли задание Герасима было с подвохом, только ничего у Евсеева и его подчиненных не выходило. Битый час слонялся и сам Ярыш, и две другие части отряда, но не то что группы из десяти человек — даже признаков людского существования так и не встретили.

Тем не менее эта встреча все-таки произошла, и хотя Ярослав планировал застать незнакомцев врасплох, получилось совсем наоборот. В тот самый момент, когда Ярослав, Григорий и прочие казаки в очередной раз попытались перейти на другой берег, на состоявший теперь из пяти человек отряд из зарослей камыша, хотя и сухого, но от того не менее густого, словно демоны, выскочили какие-то люди.

Нападение было столь неожиданным, что Ярослав в первые же минуты, можно сказать, потерял почти весь свой отряд — три человека даже и понять ничего не успели, как эти кровожадные «камышовые люди» лишили их жизни. Наверное, Ярыш и Гришка тоже бы отправились на тот свет, не отличайся Евсеев недюжинным умом и хитростью.

Ухватив Гришкиного коня за повод, он шепнул ему:

— Падай, — и сделал то же, что советовал другу.

Гришка послушался Ярослава. Пока странные разбойники были заняты тремя трупами казаками, оба друга не то вплавь, не то вброд, не то ползком по грязи достигли камышей. Забравшись вглубь, Ярыш грязной рукой прижал Отрепьева к земле. Тут же макушки камышей перестали шевелиться, и теперь даже при желании нельзя было понять, где находятся два беглеца.

Стуча зубами от холода, мокрые, продрогшие, Ярослав и Григорий не отрывали лиц от земли, боясь, что малейшее их движение может быть услышано. Однако все произошло совсем наоборот: как раз Гришка с Ярышем услышали «камышовых людей».

— Смотри-ка, — прозвучал чей-то грубый голос, — на том берегу еще два коня.

— Далеко они уйти не могли, — произнес кто-то другой.

— Бог с ними, два — не десять, — ответил первый.

Наверняка это еще не все. Поехали, а то провороним остальных, — приказным тоном добавил он, и Ярослав с Григорием услышали удаляющийся конский топот.

Вскоре все звуки затихли, и друзья наконец вздохнули с облегчением: на этот раз их шкуры остались целы.

Когда Ярослав окончательно продрог, он решил все-таки выбраться из камышей. Приказав Гришке на всякий случай молчать, он вышел к тому месту, где часть его отряда только что пыталась перейти реку. С удивлением старшина обнаружил, что «камышовые люди» убили троих его подчиненных вовсе не из корысти, иначе бы их кони сейчас так свободно не разгуливали прямо у реки.

Ярослав внимательно огляделся: взгляд уже едва различал на горизонте какие-то удаляющиеся черные точки; по всей видимости, это и были люди, от которых оба друга только что прятались.

— Гришка, выходи, — позвал Евсеев друга, поняв, что им уже ничего не угрожает. — Лови коня, — добавил он, как только из камышей высунулась рыжая голова Отрепьева, — отъедем подальше, обогреемся.

Думать о чем бы то ни было больше казаки были просто не в состоянии — все тело пронизывала омерзительная дрожь, а окоченевшие руки едва могли удерживать повод.

Осознание того, что же произошло на самом деле, пришло гораздо позже, после того, как оба друга обогрелись и высушили одежду. Когда Евсеев и Отрепьев уже были на гнедых, Ярослав развернул коня в ту сторону, где встретиться с казаками они уж точно не могли.

— Дождался, Гришка, — ответил он на удивленный взгляд друга, — теперь в войско мы уже не вернемся.

Не поднимая пыли, не оставляя за собой следов, по широкой дороге галопом уносились два всадника в новый, доселе неведомый им мир, и никто не мог поручиться, что он примет друзей с распростертыми объятиями…

Когда на горизонте наконец стали видны очертания какого-то поселения, Ярославу пришла в голову забавная мысль: каким-то странным образом все перемены в его жизни начинались на рассвете. С первыми лучами утреннего солнца обезглавили его семью. Углич Ярыш покинул, когда только начало светать. На заре он въехал в казацкий стан… Вот и сейчас, заметив, как незнакомый город словно утопает в лучах только-только появившегося солнца, Евсеев понял, что в этом городе с ним наверняка что-то случится. Неважно, плохое или хорошее, но непременно что-то важное.

— У-у-у-ф, — выдохнул Гришка. — Прибыли. Это и есть город Брагин, — важно добавил он.

Ярыш ничего не ответил — на него какой-то тяжелой грудой обрушились воспоминания. Позади уже были Гащи, где они с Гришкой начали учить польский язык. Делом это оказалось совсем не легким, особенно для Ярослава, который долго не мог научиться правильно произносить, не столь уж замысловатые звуки польского языка. У Гришки дела шли много лучше, и вскоре он уже спокойно изъяснялся на этом пшикающем языке, непривычном для Ярославова уха. Поэтому и вышло так, что спервоначалу, если нужно было о чем-то разговаривать с местными жителями, занимался этим Гришка, а Ярослав помалкивал, да запоминал словеса чужой речи.