Подошли Андрей и Максим и уселись на валун по сторонам от Аглаи.

Аглая всхлипнула, плечи ее задрожали. Андрей неловко приобнял девушку:

— Ты ни в чём не виновата… Ну же…

— Это ты во всем виноват, — сказала Аглая. — Ты все затеял… нет, чтобы дождаться, как человек… пришли бы эти проклятые модули… так нет же… тебе победные реляции… даешь Великую Марсианскую Цивилизацию! И вот… даешь… — она с трудом сдерживала слезы, ибо плакать в кислородной маске и защитных очках категорически не рекомендовалось.

— И аварийную рацию утопили, — подлил масла в костер отчаяния Максим. — Придется обратно пешком топать.

Андрей оттопырил рукав дохи и взглянул на датчик запаса кислорода.

— Как мы далеко от базы? — спросил он Аглаю. — Помнишь последние показатели курсографа?

Аглая помолчала, тоже посмотрела на датчик. Плечи ее затряслись пуще прежнего.

— Не успеем дойти, — прорыдала она. — Не успеем… дойти… кислород…

Максим вскочил с валуна и зашагал вокруг, заложив руки за спину. На каждом круге он останавливался перед Аглаей и повторял единственную фразу:

— Перестань реветь, мы что-нибудь придумаем, — и возобновлял ходьбу.

— Пойдем в другую сторону, — предложил Андрей.

— В Теплый Сырт? — поинтересовался Максим. — О, да, он гораздо ближе! Может, лучше в каверну нырнем? Авось краулер вытащим? Ты не прочь стать первым человеком, которому довелось моржевать в открытом водоеме на Марсе? Раз не вышло из нас первооткрывателей Великой Марсианской…

— Не паясничай, — строго прервал его Андрей. — Можно попытаться догнать краулер с беглецами… где-то они должны остановиться?

— Можем — раз, попытаться — два, где-то — три, должны, да не обязаны — четыре, — Максим показал кулак с торчащим большим пальцем. — И заметь, это вовсе не выражение одобрения твоей блестящей идеи.

— У тебя есть лучше?

— Ага. Мы отдаем полные баллоны Аглае. Аглая возвращается на базу и вызывает помощь. А мы… а мы пытаемся совершить эволюционный скачок и приспособиться дышать марсианской атмосферой. Будем превращаться в марсиан.

Аглая замотала головой.

— Без вас я никуда не пойду, — предложение Максима оказало на нее странно успокаивающее действие. Слезы высохли, лишь щеки немного пощипывало. Ей стало стыдно за допущенную слабость. — Вместе будем выбираться…

— Вместе будем задыхаться, — уточнил Максим.

Андрей тоже встал с валуна. Несмотря на доху с электроподогревом от камня ощутимо веяло стужей. Маленькое холодное солнце клонилось к закату, и если переключить очки на инфракрасный диапазон, то можно увидеть стремительно сжимающиеся пятна тепла на поверхности безбрежной пустыни. Близилась ночь, а вместе с ней и еще более жестокий мороз. К нехватке кислорода добавится истощение батарей, снабжающих дохи теплом. Куда не кинь — всюду клин.

— Пошли, — сказал он.

И они пошли.

Туда, куда вели следы сбежавшей на краулере бытовой кибертехники.

Идти оказалось даже легко. Песок пружинил под подошвами унтов, а пониженная гравитация не позволяла в полной мере ощутить тяжесть систем жизнеобеспечения, встроенных в дохи. Но сколько предстоит пройти, прежде чем они догонят краулер? Из Ахилла, преследующего черепаху, они превратились в черепаху, преследующую Ахилла. Что на этот счет утверждал Зенон со своими апориями? Имелись у черепахи хоть какие-то шансы?

— Вечерние прогулки на свежем воздухе весьма благотворны для здоровья, — светским тоном сообщил Максим, который не мог заставить себя идти размеренным походным шагом и норовил забежать вперед, отстать, разглядывая торчащую из песка вершину плоского камня, или пытаясь пнуть откатившийся от колонии кактус, чтобы тот выпустил из себя накопленную влагу и взвился в воздух колючей ракетой.

Аглая понуро шла рядом с Андреем, и тот почти физически ощущал, как с каждым шагом из нее по капле уходят душевные силы, которые она с таким трудом собрала, превозмогая отчаяние.

«Мы — не первопроходцы», — подумал Андрей с горечью. — «Мы всего лишь ученые. Археологи. Мы не готовы к таким испытаниям. Мы неспособны на подвиги, кроме научных. Хотя, если честно, то и научные подвиги нам не по плечу. Ситуация с проклятыми модулями это доказала. Засосал быт. Мы чересчур привыкли к земным удобствам, а здесь, в космосе, удобств нет. И не должно быть. Здесь место подвигу. Самоотречению. Самопожертвованию. Без этого — никак. Нужно было заставить Аглаю взять баллоны. Один спасшийся лучше, чем трое погибших. Или я бы не смог? Не смог отдать баллон?» — Эта мысль так его поразила, что Андрей остановился, прислушался к своим ощущениям. — «Я не трус… но я боюсь… боюсь умирать безо всякой надежды на спасение. А она есть? Надежда? Идем вслед за сбежавшей посудой и утварью… Смелые археологи погибли в пустыне, пытаясь догнать сбежавший от них кофеварочный автомат. Такое в газете писать стыдно… отдали жизнь за чашечку эспрессо…»

— Буря, — вдруг сказал Максим, и Андрей не сразу понял — к чему. — Надвигается пылевая буря.

Они успели сцепиться страховочными фалами, чтобы не потерять друг друга, как песок под ногами заходил ходуном. На поверхности возникли волны, сначала мелкие, похожие на рябь, а затем все выше и выше, достигая человеческого роста. Марсианский прибой — извечный предвестник марсианской пылевой бури.

Волны песка обрушились на археологов.

Андрею казалось, будто он попал в настоящий морской прибой и не может выбраться на берег, потому как волна, выбрасывая его на песок, не дает зацепиться и увлекает за собой, с каждым разом оттаскивая все дальше в беснующийся океан.

Аглая больше всего боялась потерять дыхательную маску, и одной рукой прижимала ее крепче к лицу, а другой ухватилась за страховочный фал, с обреченностью ожидая — вот сейчас одна из песочных волн подхватит ее, вознесет на гребень и со всего маху размажет о шхеры.

«Надо было согласиться на баллон», — единственная фраза болталась в опустевшей от иных мыслей голове, вызывая наряду со страхом жгучий стыд. Но иных, более подобающих героической гибели, слов Аглая при всем желании вспомнить не могла. Не могла и всё тут!

И лишь Максим, пользуясь своими габаритами, еще как-то противостоял марсианскому прибою, двумя руками удерживая фалы, похожий на могучего рыбака, который тащит из громадных волн сети с попавшими в них рыбинами. Сам себе он представлялся Портосом в пору заката мушкетера-великана, когда тот, преодолевая немочь в ногах, держал на себе обрушенный взрывом свод в подземелье, спасая лучших друзей. Вот и Максим ощущал как постепенно и неумолимо силы покидают его, ноги подгибаются и нет мочи стискивать страховочный фал, удерживая друзей на месте, не давая им мотаться под ударами волн, угрожающих содрать с попавших в ловушку людей дохи, унты, кислородные маски, размозжить о камни.