который держал в узде. У нее больше нет выбора, отвечать мне или не отвечать. Задолбало. Хватит с меня игр.

Руки скользят по ее ногам под халат, к обнаженным бедрам. Чувствую, как она дрожит в моих руках, как у нее нет сил сопротивляться мне, как она превращается в пластилин в моих руках, как всегда превращалась после таких поцелуев и того, что всегда за ними следовало.

Я скольжу по внутренней поверхности ее бедра и стону ей в рот, она дрожит и стонет в ответ. Член налился и пульсирует, до боли желая лишь одного — быть в ней. Вдалбливаться в нее со всей силы, демонстрируя, что не должно было быть этих лет разлуки, ничего, из того дерьма, что произошло с нами, не должно было произойти. Она должна засыпать и просыпаться со мной, быть со мной, всегда, и дальше рожать моих детей. Все, точка. Хватит этого бреда, хватит держать ножи за спинами. Плевать мне, почему сбежала. Больше не сбежит!

Отрываюсь от ее губ, чтоб сделать вдох, жру ее жадным взглядом. Дышит, словно из-под воды вынырнула, как надышаться не может. И я не помогаю. Я скольжу по внутренней стороне бедра вверх, туда, где член так яростно мечтает оказаться, и глажу ее клитор, моментально лишив ее кислорода.

Она закатывает глаза и задыхается, пальцами вцепившись в подлокотники, а я уже не знаю, что смогло бы меня теперь остановить. Я раздвигаю ее ноги чуть шире и продолжаю массировать ее чувственную точку, заставляя ее тело подчиняться мне. Она выгибает спину, и перед моими глазами оказывается ее грудь с торчащим как пика соском. Я ухмыляюсь, склоняюсь и вбираю его в рот, а Вета мычит, кусая губы и пытаясь задушить готовый с них сорваться стон. Да похрен, пусть слышат. Вообще наплевать. На все наплевать.

— Я хочу тебя.

— Не здесь, — качает головой в знак отрицания и смотрит умоляюще.

Я бешусь. Если в ней остались силы сопротивляться и мыслить здраво, я плохо работаю.

И я ввожу в нее два пальца, ощущаю ее влагу и победоносно ухмыляюсь. Сильнее нажимаю на клитор и охреневаю, чувствуя, как она резко кончает, вся содрогнувшись в моих руках.

Это было… быстро.

Я продолжаю гладить ее, продлевая ей приятные моменты, и смотрю жадно изучающим взглядом. Слишком резко сдетонировало. Я не против. Просто не был готов.

Как давно тебя никто не трогал, малыш?

— Я ненавижу тебя, — выдает она вдруг тихим, полным злости голосом, совершенно не то, что я хочу услышать.

Я застываю, не переставая охреневать, и не отводя взгляд от нее, и вижу, как из уголков ее плотно зажмуренных глаз вдруг потекли слезы. Какого ху?..

— Вета, — пытаюсь приподнять ее, заставить посмотреть на себя, но она вдруг резко вырывается.

Бам! И к моей щеке припечатывается ее ладошка. Кожу жжет и саднит в месте удара, и я уже ни на что не успеваю реагировать. Она подскакивает, как дикая кошка, кутается в халат по самый нос и рычит.

— Держись от меня подальше! И не прикасайся ко мне, понял?!

— Вета… — я поднимаюсь на ноги, пытаясь остановить ее хаотичные движения, но она хватает свой бокал с шампанским и выплескивает его прямо мне в лицо.

— Не подходи!

Глаза щиплет от игристого в них, и я жмурюсь раздраженно, вытирая лицо и пытаясь сфокусировать взгляд на ней. Ага, по-прежнему сжимает пустой бокал. Это полетит мне в морду следующим.

Поэтому я примирительно поднимаю руки вверх и спрашиваю:

— Чего ты вспыхнула?

Она перестает метаться, замирает, гордо расправляет плечи.

— Почему я вспыхнула?! — переспрашивает ледяным тоном.

Не к добру. Стадию, где бьется посуда, мы миновали. Дальше обычно она кидалась с кулаками на меня, я ловил ее в охапку и целовал, чтоб заткнулась, а потом трахал, пока не опустошу все свои запасы. Только вот мы уже не та оторванная молодежь. Не по возрасту и не по статусу такое, тем более в общественном месте.

А совесть то вовремя проснулась. Пару минут назад она спала, когда я собирался драть ее в общественном месте, наплевав на персонал спа-салона.

— Извини, — киваю ей осторожно. — Я поступил опрометчиво.

— Ты поступил опрометчиво, ввалившись в спа, Лев. Засунуть свои женатые пальцы в меня, это не опрометчиво, сволочь бессовестная, — рычит утробно, сильнее сжимая бокал.

— Порежешься, — вздыхаю, понимая, что он вот-вот лопнет в ее руках.

— И порежу тебя, если ты еще раз меня тронешь, — продолжает рычать, со звоном поставив этот треклятый бокал на тумбочку. — Вбей в свою голову раз и навсегда — я не твоя игрушка. И я серьезно. Держись от меня подальше, Лев.

— Я не играю с тобой, — делаю шаг вперед, а она назад. — Вета…

И еще шаг назад.

— Блядь, да не скачи ты!

Выхожу из себя и сокращаю расстояние между нами. Хватаю вырывающуюся девчонку за плечи и фиксирую, заставляя видеть и слышать меня.

— Я люблю тебя.

Вот, сказал. И гори оно все.

— Засунь свою любовь себе, — бросает ядовито мне в лицо, но я затыкаю ей рот поцелуем.

Жадным, настойчивым, злым.

— Я убью тебя, Арский, — кулак прилетает мне в грудь, а я встряхиваю ее и заставляю посмотреть на меня.

— Не трахаю я ее. Бизнес брак, отцу всрался, а мне было все равно. Она живет отдельно, мы не видимся. Ты довольна, Елизавета? Услышала все, что хотела?

Вета перестает дергаться и вырываться, фокусирует взгляд на мне.

— Твой отец заставил тебя жениться? — бегает каким-то странным взглядом по моему лицу.

— Его бизнес схемы, я не вникал. Мне было безразлично. После того, как ты исчезла, мне все стало безразлично.

Вета судорожно вздыхает.

— Давай освободим это помещение. Сотрудники получили достаточное шоу для одного дня.

Я не успеваю рассердиться, что она спрыгивает с серьезного разговора тогда, когда я, блядь, к нему созрел.

Она ловит мою ладонь своей и сжимает.

— Переместимся в более уединенное