– Все в порядке, – сказала Софи.

– Да, мэм, – пролепетала Делия.

– Так что теперь прогуляемся.

Они прошагали по Керзон-стрит и прошли мимо Беркли-сквер, которая в этот чудесный день была весьма многолюдна. Опасаясь, что встретит знакомых, Софи упорно смотрела себе под ноги. Миновав площадь, она свернула на Маунт-стрит. Когда же повернула обратно к дому, вдруг ужасно разозлилась – внутри все кипело.

Как Гарет смеет держать ее на положении заключенной?! Да еще в собственном доме!.. Как смеют его наемники угрожать ей оружием?! А если бы с ней были Миранда или Гэри?!

Делия пыхтела за ее спиной. Бедняжке приходилось почти бежать, чтобы не отстать от хозяйки. Пожалев горничную, Софи замедлила шаг.

Неужели он действительно вознамерился запереть ее в доме? Но с какой целью? Или он настолько не доверяет ей, что считает подобные меры необходимыми?

Когда Делия немного отдышалась, Софи снова поспешила к дому. Миновав калитку, прошла мимо укрощенного стража, не удостоив последнего взглядом. И буквально вломилась в дом, игнорируя поспешившего ей навстречу Коннора.

По пути наверх она дрожащими пальцами вынимала булавки из шляпы. Делия, тяжело дыша, следовала за ней. Добравшись до верхней площадки, Софи сорвала с головы шляпу, отдала ее Делии вместе с ротондой и направилась к двери хозяйской спальни.

– Отнесите это в мою комнату, пожалуйста, – велела она горничной. – А потом… Вы свободны на весь день. – Стянув перчатки, Софи и их отдала Делии.

– Да, мэм. – Горничная поклонилась и поспешила уйти.

Едва она исчезла, Софи распахнула дверь спальни.

– Гарет, я никогда… – То, что она увидела в спальне бывшего мужа, лишило ее дара речи.

Гарет стоял в центре комнаты, облаченный в рваную, пожелтевшую от времени рубашку и в заляпанные грязью мешковатые обтрепанные брюки с бахромой на щиколотках. Босые ноги его были почти так же грязны, как брюки. А по бокам стояли двое; один держал сантиметр, а через руку другого были перекинуты отрезы тканей. И внимание Софи привлекло слово «мода» – оно и пресекло ее гневную тираду, когда она ворвалась в комнату.

– Добрый день, Софи, – сухо приветствовал ее Гарет.

– Здравствуй, Гарет, – ответила она, смутившись.

Последовала долгая пауза. Наконец она спросила:

– Почему ты… носишь эту ужасную одежду? – Сказав это, Софи еще больше смутилась – она готова была откусить себе язык. Действительно, к чему эти глупые вопросы?!

Гарет оглядел себя.

– К сожалению, это все, что у меня есть.

Двое незнакомцев молча переминались с ноги на ногу. А Гарет, вскинув светлые брови, спросил:

– Тебе нужна моя помощь по какому-то важному делу? Как видишь… – он показал на портных, – я сейчас занят.

Софи нахмурилась и прикусила губу. Нет, на этот раз она не позволит ему ускользнуть от прямого разговора. Приблизившись к Гарету, она заявила:

– Да, мое дело не терпит отлагательств. Мне необходимо срочно обсудить с тобой кое-что.

– Что ж, джентльмены, – обратился к портным Гарет, – похоже, нам придется продолжить в другое время. Полагаю, вам уже и сейчас предстоит многое сделать.

– Разумеется, ваша светлость, – ответил тот, кто держал ткани. И оба, поклонившись, исчезли.

Когда дверь за портными закрылась, Гарет проговорил:

– Боюсь, что последние шесть лет я был нищим. Наверное, ты посмеешься надо мной. А может… – он криво усмехнулся, – а может быть, напротив, даже пожалеешь меня.

Мысли вихрем проносились в голове Софи, но ей никак не удавалось ухватить хотя бы одну из них. И все же она кое-что уже понимала…

Покачав головой, Софи тихо сказала:

– Нет, Гарет, я не буду смеяться. И жалеть тебя не стану. – Она протянула руку, чтобы коснуться его рубашки, и провела кончиками пальцев по задубевшей от грязи и пота ткани.

– У меня не хватало времени постирать ее, – заявил Гарет, ничуть не смущаясь.

– Я прикажу, чтобы тебе сделали ванну и выстирали одежду.

– Не думаешь, что это неприлично? Ведь слугам придется стирать одежду, которая хуже их собственной…

Софи пожала плечами.

– Вряд ли это имеет значение.

Возможно, это была всего лишь игра воображения, но ей показалось, что Гарет расслабился.

Софи позвонила горничной и приказала приготовить ванну. После ухода девушки она вновь взглянула на бывшего мужа.

– Ты что, намерен запереть меня в доме навсегда? Если так, то тебе следует нанять более строгую охрану. Понадобилось всего несколько слов, чтобы пройти мимо негодяя, которому ты поручил держать меня в плену.

Гарет снова нахмурился, и Софи пожалела о своих словах. А он вдруг заявил:

– Я хочу, чтобы ты была рядом до тех пор, пока я не пойму, что тебе можно доверять.

– Но что же я…

– Дома за тобой можно следить, – перебил Гарет.

– Да, разумеется. Но ты должен понять… Ах, все эти годы были для меня пыткой. Я тосковала по тебе. Мучилась без тебя. Но ты ведь этого не понимаешь, верно? Ты увидел меня в спальне вместе с новым мужем и теперь считаешь, что по одному этому эпизоду можно судить о моем характере. Неужели ты воображаешь, что можешь разобраться в моих чувствах к тебе, в моих поступках? Неужели думаешь, будто знаешь меня?

– А как ты теперь поступишь, Софи? Ляжешь со мной в постель, а следующую ночь проведешь с ним? Но ты знаешь, что ни один из нас не согласится на подобные условия.

– Нет, не знаю! И знать ничего не хочу! Но имей в виду: я не позволю тебе уничтожить все, что создали мы с Тристаном.

– А я не позволю ему уничтожить меня.

Софи тяжко вздохнула. Но чего же она ожидала? Его великодушного одобрения их с Тристаном отношений? Беседа явно зашла в тупик.

– Тем не менее мы не позволим тебе запугивать нас, – предупредила Софи. – Думаешь, запугивание – самый верный способ вернуть нашу с тобой любовь?

– Я не хочу видеть здесь Тристана.

Софи снова стиснула зубы, чтобы не назвать Гарета упрямым болваном.

– Ты просто ослеплен гневом. Остановись и подумай. Не будь дураком.

– Подумать? О чем?

– О своем поведении! Повторяю: меня не запугаешь! И я не позволю игнорировать меня и обращаться со мной как с ребенком! Может, я и была почти девочкой, когда мы поженились, но это время давно ушло. Теперь я взрослая независимая женщина, которая не собирается покорно подчиняться размахивающим оружием палачам и идиотам. А если ты отказываешься относиться ко мне с уважением, то мне больше нечего тебе сказать.