быть? Минимальное воздействие — это когда делаешь мелкую работу (перекладываешь ящик на другую полку), а в результате меняется мир (может, это Н.Г. и имел в виду, ведь размышлял он когда-то о сюжете романа Азимова?). Минимальное воздействие может быть каким угодно и на что угодно. Не так уж я был необразован, чтобы не знать о неравновесных системах, о работах Пригожина, о том, что в точке бифуркации, когда система выбирает (случайным образом, человеческий выбор тут ни при чем!), по какому пути развиваться дальше, достаточно очень малого внешнего воздействия, чтобы эволюция колоссальной по своим размерам (не обязательно физическим) системы пошла по неожиданному направлению.

Как-то я видел по телевидению… я поставил себе тарелку и мог смотреть научно-популярные каналы… а еще я когда-то выписывал «Знание-сила», но потом перестал… почему… не знаю… просто перестал… и если мячик стоит на вершине холмика, то его можно чуть-чуть… в нужном направлении… при чем здесь Петропавловск… что-то я упустил… был какой-то момент в биографии Николая Генриховича… я ведь знаю… я точно знаю… какой момент?.. глупости…

— Юра, — сказала над моим ухом тетя Женя. — Проснись, ужин дают. Поешь, тебе надо.

— А вам…

— Я не буду, — отрезала она и отвернулась к окну.

Настаивать было бесполезно. Я вспомнил свою бабушку… не знаю, почему воспоминание вдруг ярко вспыхнуло, хотя я не думал об этом уже несколько лет. Мои бабушка с дедом (по материнской линии) жили в трех кварталах от нас, городок небольшой, мы с мамой каждый день их навещали… Когда мне было пятнадцать, дед неожиданно упал во дворе и умер несколько часов спустя, не приходя в сознание. Тогда только я и узнал, что было ему восемьдесят три года, и бабушке столько же, я почему-то думал тогда… нет, ни о чем я, честно говоря, не думал, все люди старше пятидесяти казались мне одинаково старыми… После похорон мама взяла бабушку к нам, отдала ей свою комнату, а сама спала в гостиной. Бабушка прожила после смерти деда четыре месяца и ушла во сне, но не это мне сейчас вспомнилось: все время, с утра до вечера, она повторяла одно и то же: «Я ем и сплю, а Миша лежит в земле», «я хожу и ем, а Миша лежит в земле»…

Почему тетя Женя напомнила мне сейчас мою бабу Лару?

— В последнее время, — начал я разговор, когда бортпроводница убрала поднос. От чая тетя Женя не отказалась, а я взял кофе и подумал, что сейчас самое время задать вопросы, которые могли и не иметь никакого смысла, — в последнее время Николай Генрихович занимался другими проблемами, не только космологическими?

— Он всегда занимался другими проблемами, — сказала тетя Женя. Она хотела поговорить, говорить она могла сейчас только о Коле, и потому я мог рассчитывать на обстоятельные ответы. — Всю жизнь он состоял в каких-нибудь комитетах и редколлегиях. Помню, в семьдесят девятом Сюняев позвал Колю в оргкомитет, они устраивали советско-американскую конференцию по рентгеновской астрофизике. Я тогда беременная Костей была, чувствовала себя ужасно, а надо было на работу ходить… Я Колю отговаривала, а он ни в какую… Они рассылали письма, готовили программу, а я мучилась, и мы сильно поругались, Коля два месяца дома не жил…

— Вот как, — пробормотал я. — Я не знал.

— Старая история. Я к чему вспоминаю… Они все хорошо организовали, и я как раз родить успела — Костя родился за три месяца до конференции, я с ним на заседания ходила, представляешь? Американцы на это нормально реагировали, а наши почему-то косились. Так я к чему? Они ранние стадии обсуждали, рентгеновское излучение квазаров, и Коля вдруг выдал… Ну, типа того, что рентген от квазаров может быть модулирован высокой частотой, даже более высокой, чем радио от пульсаров, а мы этого не обнаруживаем просто потому, что не ставим на спутники приборы с нужным разрешением во времени. Никто не ожидает от квазаров такого излучения, потому никто таких наблюдений и не проектирует. А надо бы. Коле, конечно, сказали (наши, кстати; американцы к идее отнеслись вполне лояльно), что это глупость, не может квазар так излучать, нет физической причины, а Коля уперся, как он часто делает, и стал на ходу выдумывать гипотезы, я помню, как на него Черепащук посмотрел, когда Коля сказал, что короткопериодический рентген может излучать разумная плазма в квазарах — мол, почему бы плазме при больших плотностях не самоорганизоваться в потенциально разумные системы, а тогда, между прочим, еще не существовало теорий сверхплотной горячей плазмы в сильном магнитном поле, только-только аккреционные диски начали считать… А Коля еще и на фантастический рассказ сослался… не помню автора. Рассказ он не читал, конечно, слышал где-то. А может, и прочитал специально, не знаю. В общем, американцы головами покивали, мол, любопытная идея насчет модуляции, надо обдумать, а наши очень… К нему потом Ефремов подошел: ты, мол, что, с ума сошел, тут серьезная конференция… Я рядом стояла, но Костя начал плакать, пришло время кормить, и я ушла. Потом у Коли спросила, конечно, чем все кончилось, и он сказал, что ничем. Американцы, мол, все равно не станут такую аппаратуру на спутник ставить, потому что дорого, и нет научного обоснования, а наши даже обсуждать не хотят и вообще весь день на Колю косились, а Чертков, он тогда в институте парторгом был, подошел и прямо сказал: ты это брось, не позорь передовую советскую науку всякими завиральными идеями. У тебя когда защита докторской? Так ты имей в виду…

Я об этой истории не слышал. Впрочем, я многого о Николае Генриховиче не слышал. Знал, что докторскую он защитил с блеском в восемьдесят первом. Значит…

— Хорошее было тогда время все-таки, — продолжала тетя Женя. — Сейчас все ругают: застой, магазины пустые, все верно, мы когда по Союзу с Колей ездили, насмотрелись… Как-то на Алтай телескоп везли, группа ехала астроклимат изучать, искали место для обсерватории, мы с Колей присоседились… Да, так зашли в местный магазин — полки пустые, хоть шаром покати. Собирались выйти, и вдруг толпа. В дверь повалила — и к прилавку, нас с Колей в разные стороны разбросало, как при шторме… Такая давка началась! Я поняла: что-то выбросили, но непонятно — что. Минут десять это продолжалось: крики, кто-то кого-то колотил, я даже спросить не решалась, что, собственно… И вдруг — как по команде — толпа схлынула, в магазине остались мы с Колей и такие же пустые прилавки. Только ценник еще висел, продавшица снять не успела. Мы подошли… Там было написано: «Колбаса мороженная, кило 2 р 40 к». Представляешь? А мы из Москвы с собой польскую копченую везли… Такая была жизнь…

— А вы говорите: хорошее