Когда ему стукнуло двадцать пять, Роберт женился на девушке по имени Алана Ли, построил для нее дом в викторианском стиле на вершине холма Хоук и принялся производить на свет новое поколение Кингманов. Алана не принадлежала к богатой семье, но, как говорили, была самой красивой девушкой в штате, обладавшей к тому же самым мягким характером. Дети появились быстро — пятеро за восемь лет: три мальчика и две девочки. Кингманы представляли собой самую уважаемую семью в городе, которой завидовали, но вместе с тем любили и восхищались. Они регулярно посещали церковь, проявляя при этом, несмотря на свое положение, дружелюбие и такт по отношению к остальной общине. Не вызвало сомнений, что Роберт любил Алану, и каждому было ясно, что она обожает его, а дети платили родителям любовью за их отношение к ним.

Однажды вечером в августе, за несколько дней до двенадцатилетнего юбилея своей свадьбы, Роберт спрятал две упаковки снотворного, которое врач прописал Алане от случавшейся у нее периодически бессонницы. Перед ужином он всыпал порошок в пищу всем членам семьи, а также кухарке, горничной и дворецкому. Сам он не ел и не пил ничего. Когда жена и дети уснули, он пошел в гараж и взял топор, которым рубили поленья для дома. Он пощадил горничную, кухарку и дворецкого, но больше никого. Первой он убил Алану, за ней двух малолетних дочерей, а за ними трех сыновей. Каждого из них он отправил на тот свет одним и тем же отвратительно зверским способом: двумя резкими сильными ударами топора — один вертикальный, другой горизонтальный — он изображал крест либо на груди, либо на спине, в зависимости от положения каждого спавшего в момент нападения. Закончив это, Роберт обезглавил свои жертвы. Он перенес их истекавшие кровью головы вниз и выставил в ряд на длинной полке, покрытой скатертью, над камином в гостиной. Это была страшная картина: шесть безжизненных, забрызганных кровью лиц смотрели на него, как какое-нибудь роковое жюри или судилище в аду. Под наблюдением убитых им любимых Роберт Кингман написал короткую записку, обращенную к тем, кто найдет его поутру: «Мой отец всегда говорил, что я появился в потоке крови, крови моей умершей матери. И сейчас, через несколько минут, я покину этот мир в другом, подобном же потоке». Затем он зарядил кольт 38-го калибра, направил дуло в рот, повернулся к искаженным смертью лицам членов своей семьи и высадил себе мозги.

Когда Рой закончил свой рассказ, дрожь охватила Колина всего, до самых костей. Он пытался взять себя в руки, но его неудержимо знобило.

— Первой проснулась кухарка, — сказал Рой. — Она обнаружила, что холл и ступеньки лестницы забрызганы кровью, прошла в гостиную и увидела головы на полке. Она выскочила из дома и побежала вниз, крича от ужаса. Она пробежала около мили, прежде чем удалось остановить ее. Говорили, что она свихнулась.

Ночь казалась чернее, чем она была, когда Рой закончил свой рассказ. Луна выглядела более маленькой и далекой, чем раньше.

Вдали, на шоссе, газанул и тронулся грузовик. Его рев был похож на крик доисторического животного.

У Колина пересохло в горле. Он собрал всю слюну, чтобы произнести хоть слово, но голос его дрожал:

— Бога ради, почему? Почему он убил их?

Рой пожал плечами:

— Так. Без причины.

— Должна быть причина!

— Если она и была, то никто никогда не узнает ее.

— Может быть, он обанкротился и потерял все свои деньги?

— Нет. У него все шло гладко.

— Может быть, жена хотела уйти от него?

— Все ее друзья говорили, что она была счастлива с мужем.

Залаяла собака.

Засвистел поезд.

Ветер шумел в деревьях.

И голос ночи звучал вокруг.

— Он спятил, — сказал Колин.

— Да, так все и думают.

— Держу пари, что так и было. Я уверен: у Кингмана было психическое расстройство или что-то вроде того, иначе он не совершил бы этого безумия.

— Тогда это была самая популярная теория. Но врач не подтвердил этого.

— Ты, похоже, изучил все детали до последней, — буркнул Колин.

— Да, я знаю все так же хорошо, как если бы это случилось со мной.

— Но откуда?

— Я читал об этом.

— Где?

— В библиотеке есть микрофильмы старых номеров «Санта-Леона ньюс реджистер».

— Ты расследовал это дело?

— Да. Именно. Это то, что меня интересует. Помнишь, я говорил тебе? Смерть. Смерть меня очаровывает. Как только я услышал о деле Кингмана, я захотел узнать о нем больше.

Намного больше. Я захотел узнать все подробности, все мельчайшие детали. Понимаешь? Я подумал: как было бы здорово находиться в том доме в ту самую ночь, в ночь, когда все это произошло, спрятавшись в угол и наблюдая, в ту ночь, просто спрятаться и наблюдать, как он все это сделал с ними, а потом с самим собой. Представляешь?! Везде кровь! Ты никогда не видел столько этой чертовой крови. Кровь на стенах, кровь на постельном белье, огромные лужи крови на полу, на лестнице, кровь, разбрызганная по мебели... И шесть окровавленных голов на скатерти. Черт, это пшик! Это настоящий пшик!

— Ты спятил, — сказал Колин.

— Хотел бы ты быть там?

— Нет, спасибо. И ты тоже.

— А я, черт побери, хотел бы!

— Если бы ты увидел всю эту кровь, тебя бы вывернуло.

— Только не меня.

— Ты пытаешься завести меня.

— Я — нет.

Рой направился к дому.

— Подожди, — попросил опять Колин.

Рой больше не обернулся. По ступенькам он поднялся на крыльцо.

Чем оставаться одному, лучше последовать за ним. Колин так и сделал.

— Расскажи мне о привидениях.

— Иногда ночью в доме появляются странные огни. А люди, живущие недалеко от дома Кингмана, рассказывают, что время от времени они слышат крики его детей и мольбы о помощи.

— Они слышат голоса мертвых детей?

Колин внезапно почувствовал, что опирается спиной на одно из разбитых окон нижнего этажа. Он отпрянул.

Рой продолжал:

— Люди рассказывали, что они видели, как призраки светились в темноте, как безголовые дети сбегали с крыльца и с криками разбегались, будто за ними кто-то гнался...

— Ой!

Рой засмеялся:

— Я уверен, что это были всего лишь мальчишки, пытавшиеся мистифицировать округу.

— Может, и нет.

— А что же еще?

— Я думаю, они видели то, что могли себе представить.

— Ты действительно веришь в привидения?