– Понятно, – хмыкнула я. – Ладно, звони Эдику.

И пошла наводить красоту перед выходом в люди.

Юля звякнула Эдику, договорилась с ним встретиться у кинотеатра и невероятно быстро собралась.

Я немного задержалась у зеркала, примеряя то кофточку, то курточку.

Легкое желтенькое мне надеть или тепленькое зеленое?

– Ладно, так и быть, я скажу, в чем твоя проб-лема, – некоторое время потаращившись на меня и повздыхав, объявила Юля.

Можно подумать, я ее об этом спрашивала!

И можно подумать, у меня есть проблемы!

Так желтое или зеленое, желтое или зеленое?

– Ладно, говори, в чем?

Полностью мой вопрос звучал как «Ладно, говори, в чем мне идти – в желтой кофте или в зеленой куртке?», но подружка поняла по-своему:

– Твоя проблема в том, что ты носишь эти меховые изделия!

Я проехалась взглядом по своему отражению в зеркале сверху вниз, но ничего, похожего на предмет беседы, на себе не обнаружила.

Единственным меховым изделием в радиусе метра от меня был собственный Юлин тапок в виде потрепанного жизнью розового кролика. Он нервно подскакивал, словно желая вмешаться в разговор: Юля качала ногой. Того и гляди, тапочный кролик превратится в белку-летягу и усвистит на бреющем полете по коридору в кухню!

– Ты поосторожнее с метательной обувью, – предупредила я, напоминая подружке о фиаско с туфлей в телеэфире.

– Не меняй тему, сейчас мы говорим о тебе.

Юля все-таки приземлила своего прыгучего кролика, подалась вперед и решительно ткнула пальцем в мое лицо, чуток промахнувшись мимо глаза.

Я тут же представила себя в черной повязке через выбитое око и отпрянула:

– Ты чего?!

– А того, что это не брови, а мечта таксидермиста! – объявила Юля и, переведя глазовыбивательный перст из горизонтального положения в вертикальное, погрозила мне этим пальцем.

Кто не знает, таксидермист – это мастер по изготовлению чучел. Какое ему дело до моих бровей? Хм…

Я с новым интересом посмотрелась в зеркало.

Брови как брови. Совсем не похожи на меховых животных.

Разве что самую чуточку.

– Это же не брови, а олицетворение дикой природы! – продолжала клеймить меня Юля. – Беловежская пуща какая-то!

– Да брось, – я неуверенно пригладила упомянутые брови.

Да, я их не выщипываю, не брею, не эпилирую и не стригу газонокосилкой. Мои брови нравятся мне в своем естественном виде. Да нормальные же брови, не разлапистые и не кустистые!

– Такие брови были только у неандертальцев, – авторитетно заявила Юля. – Но и они перестали их носить сразу после эпохи великого оледенения. Тебе надо начать оформлять свои брови, пока они не разрослись вдоль и вширь, как у Брежнева.

Я поняла, что пора перехватить инициативу, и утомленно вздохнула:

– Ах, Юля, детка, что ты знаешь о бровях…

Детка Юля (на три года старше меня) удивленно приподняла свои брови.

– Брови, Юля, это верный показатель того, насколько женщина разумна.

– Волос долог – ум короток? – ехидно припомнила подружка.

– Это про косу, – я не позволила себя сконфузить. – А брови – символ женского тщеславия.

– Да? – Юля заинтересовалась.

– Да.

Я отвернулась от зеркала и произнесла небольшую прочувствованную речь:

– Мода на брови, дорогая моя Юля, удивительно непостоянна! На своем не очень долгом веку я уже повидала брови, выщипанные в ниточку, брови, сбритые и заново нарисованные карандашом, татуированные брови и брови, намазанные коричневыми тенями с заходом на лоб. Я предрекаю: красиво шевелясь на ветру, очень скоро в моду ворвутся сросшиеся брови, и тогда глупые модницы будут старательно наклеивать выдернутые из подмышек волоски на переносицу!

– Фу, – сказала Юля и поморщилась.

Потом качнулась вперед, пытливо посмотрелась в зеркало и примирительно сказала:

– Зачем сразу из подмышек, у меня есть старая норковая шапка, коричневая такая, можно будет из нее шерстинок надергать, я и с тобой поделюсь.

– Так у меня же свои, – торжествующе напомнила я и, вздернув нос, гордо прошествовала мимо гримасничающей Юли на выход.

В желтой кофточке.

Зеленая стеганая куртка неприятно напоминала мне о кактусе, драматическую историю с которым очень хотелось поскорее предать забвению.

Зная, что Катерина вскоре после полудня вернется с работы, Вовка торопился. Бутылку водки, купленную на тридцать сребреников за проданный и преданный кактус, он выпил чуть ли не залпом, и это уложило его в постель почти на сутки.

– А могло бы и в могилу уложить! – припугнула пробудившегося алкаша-супруга Катерина.

Она предложила мучимому тяжким похмельем Вовке утренние напитки в ассортименте – полный ковшик холодной воды, стакан огуречного рассола и кружку крепкого кофе – и на этом проявления заботы закончила. Сочувствия к мученику-Вовке Катерина не испытывала и всего лишь желала поскорее привести негодяя в состояние, позволяющее результативно его допросить.

Вернув себе если не человеческий облик, то хотя бы дар связной речи, Вовка признался, что – да, действительно, он продал эхинацею Грузона, она же эхинацея Катерины. Покупателей было трое: один парень и две девки. Девок звали как-то похоже – то ли Оля и Леля, то ли Коля и Толя… Нет, все-таки Оля, наверное. Возможно, две Оли.

– Возможно! – передразнила абстинентного преступника злая Катерина. – А возможно, у тебя спьяну в глазах двоилось, и девка вообще одна была?

– Какое – двоилось, я ж тогда еще как стеклышко был! – обиделся Вовка. – Точно говорю, девки были совсем разные, одна мелкая чернявая, а вторая рослая белая и с косой!

– Ага, так это были Смерть и Чертик! Тьфу, допьешься ты, придурок! – Катерина плюнула и ушла в свою оранжерею – отогреваться душой на солнышке рядом с любимыми растениями.

А потом ей позвонила добрая женщина Маргарита, дай ей бог здоровья. Где находится пропавший кактус, она не знала, а вот пострадавших от уколов иголками видела собственными глазами. На удивление много таких пострадавших было, аж четверо всего-то за сутки! При том что прежде обиженные кактусами обращались за медпомощью раз в год-два.

– А кто они, те пострадавшие? – спросила Катерина и затаила дыхание.

– Один лилипут, один мужик бородатый и две девушки, – добросовестно перечислила добрая женщина Маргарита.

– Мелкая чернявая и рослая белая с косой? – в точности повторила приметы, названные Вованом, Катерина.

– Они самые.

– Вовка! – положив трубку, гаркнула супруга алкоголика так, что традесканция затряслась, как осинка. – Сиди дома и никуда не высовывайся! Учти, если еще хоть один цветок пропадет – я тебя убью и закопаю под лимонным деревом, ему усиленное органическое питание не повредит!