Элисон постояла неподвижно, удивляясь тому, как мало нужно, чтобы разгорелась ссора. Затем тряхнула головой и продолжила опустошать сумку. Она услышала, как в соседней комнате включили телевизор: региональные новости, телевикторина, комедийный сериал – мать переключала каналы. Она представила, как Вэл яростно откручивает пробку на бутылке, наполняет бокал на три четверти и пьет вино будто лимонад – иначе она теперь и не пила. Три-четыре больших глотка, один за другим, не отрывая губ от кромки бокала.

Поразмыслив недолго, Элисон решила, что мириться – как повелось, ее забота. Вэл научилась дуться без устали, а Элисон не хотелось провести вечер в молчании. Она встала в дверях гостиной:

– Мам, прости.

– Все нормально. – Вэл не обернулась и не убавила звук.

– Ты меня слышала? Я сказала «прости».

Вэл дернула головой в ее сторону:

– Да. Слышала. Хорошо. Извинения приняты. Но было бы еще лучше, если бы ты, прежде чем обижать меня, трижды подумала, стоит ли это делать.

Это было чудовищно несправедливо, но Элисон смолчала: длить перепалку не имело ни малейшего смысла.

– Я послушала твою песню, – сменила она тему.

Фраза произвела мгновенный эффект. Вэл приглушила телевизор и повернулась к дочери с заискивающей улыбкой:

– Да? И как тебе?

Ответ дался Элисон легко. Как бы ни бесило ее поведение матери, музыку, что та сочиняла, Элисон любила всегда и слушала постоянно, ни разу не усомнившись в том, что придет день – и везение пополам с настойчивостью вернут Вэл в поле зрения публики и ее песня снова станет хитом. А новая песня, которую Элисон включала на протяжении дня, была определенно одной из лучших.

– Очень хорошо, – сказала она. – Прекрасно на самом деле.

– Правда? Ты ведь не просто так говоришь? Не для того, чтобы отвязаться?

– Нет, мама, не просто так. Песня – супер. Ты и сама знаешь.

– Присядь. – Вэл похлопала ладонью по дивану и, когда Элисон уселась рядом с ней, порывисто обняла дочь: – А что ты думаешь об аранжировке?

– Вполне приличная. То есть… э-э… почти в норме.

– Ну, это максимум, что я могу сделать в домашних условиях. Значит, по-твоему, эту песню можно давать слушать?

– Не знаю, мам. Я же не в музыкальном бизнесе.

– Арендовать бы студию… Часа на три или на четыре, когда у них простои, я бы тогда смогла записать вокал как надо.

– Еще бы. Отличная идея… если ты можешь себе это позволить.

– И отправила бы запись Черил.

Элисон кивнула. Она никогда не знала, как реагировать, когда мать упоминала своего так называемого агента, что уже лет десять не перезванивала Вэл и не отвечала на сообщения.

– А название тебе понравилось? – спросила Вэл. – «Ко дну и вплавь». Цепляет или не очень?

– Мне в этой песне все нравится.

Вэл опять заключила дочь в пылкие объятия, и, опасаясь, что излияния затянутся, Элисон мягко высвободилась и встала:

– Ладно, я пойду наверх. Надо закончить письмо к Рэйчел.

– Забавно, – сказала Вэл. – Я только что получила весточку от ее матери по электронке.

– Да? И как она поживает?

– Нормально. Расстраивается из-за работы, как и все вокруг.

– Вот с кем тебе надо посоветоваться насчет Стива.

– Ай, мы со Сьюзен давным-давно не говорим на такие темы. – Вэл уже смотрела на экран, врубая звук.

Разговор, судя по всему, был окончен. Оставив мать смотреть рекламу финансовых услуг (при том, что она никогда ими не воспользуется) и летнего жилья (при том, что отпуск ей давно не по карману), Элисон поднялась в свою комнату, где вытащила из ящика стола, набитого всякой всячиной, недописанное письмо и перечитала его.

В последние годы они с Рэйчел баловались самыми разными способами связи, благо выбор был велик: обменивались электронными письмами и сообщениями, переговаривались в Фейсбуке и в WhatsApp, а недавно даже опробовали новехонькое приложение Snapchat, пересылая друг другу фотографии и короткие сообщения, что оставались на экране всего несколько секунд, а затем исчезали навеки. Но нередко случалось, что кому-то из них нужно было поделиться с подругой чем-то особенно личным, и тогда в ход шло только письмо, настоящее, старомодное, на бумаге. И то, что сейчас Элисон хотела поведать Рэйчел, было на сто процентов особенным и личным.

Пока, впрочем, исписав две страницы, она даже на полшага не приблизилась к главной теме. Последний абзац выглядел так:

Конечно, об этом тоже необходимо сообщить, но Элисон ругала себя: сколько можно умалчивать о самом насущном. Она нервно схватила ручку, покусала кончик минуты две и написала:

* * *

В субботу днем, решив слегка пополнить свой гардероб перед отъездом в Оксфорд, Рэйчел отправилась с матерью по магазинам. Спад в экономике никуда не делся, но вы бы ни за что об этом не догадались, глядя на толпы людей, кочующих от прилавка к прилавку в Городском центре Лидса в упорных поисках товаров длительного пользования. Miss Selfridge и Monsoon кишели покупателями. В Primark было не повернуться. В H&M, Topshop, Claire’s Accessories и Zara протискивались с трудом. А в River Island и Lush людей заворачивали с порога. Домой Рэйчел с матерью возвращались разморенными и выдохшимися.

Увешанные пакетами, они тащились по улице к дому, когда увидели припаркованную напротив их двери машину – ярко-красный «порше». Прислонившись к автомобилю, с довольной улыбкой на них глядел брат Рэйчел, Ник.

– Черт побери, – сказала мать, – что ты тут делаешь?

– Привет, мама. Привет, сестричка. – Он поцеловал обеих. – Притворитесь, что вы хоть чуть-чуть рады меня видеть.

– Естественно, рады. Но было бы неплохо, если бы ты предупредил нас заранее.

– Я только что прилетел из Гонконга. Дай-ка я тебе помогу.