ком идет речь. Она наморщила свой лоб, размышляя над словами вестового.

— Раз доставлены, говоришь, тогда заводи! — приказала она ему и села в кресло.

Конвоир толчком руки завел двух матросов в купе. Судя по лицам, они были изрядно напуганы. О женщине, что сидела за столом напротив их, ходили настоящие легенды. Ее жестокость была известна всем бойцам 13-ой армии.

— Что скажите, орлы? Погуляли? — обратилась она к ним. — Хотели все выпить, однако, не получилось…

— Пьяные мы были, гражданин председатель, не помним, — произнес один из матросов. — Как сказать, отчета себе не отдавали…

Катерина улыбнулась. Ей нравилось чувствовать в себе и обвинителя, и защитника, и просто Бога, который легко может подарить или отобрать чужую жизнь. Она встала из-за стола и подошла к стоявшим перед ней матросам. Она пристально посмотрела в глаза матроса, отметив про себя красоту его больших глаз, сильного и мощного торса. В какой-то момент она поняла, что в ней начинает закипать женская страсть, которая могла выплеснуться из нее в каждую секунду. Она провела рукой по его груди и, отвернувшись, направилась к столу.

— Отчета, говоришь? — переспросила она их и взяла в руки донесение, написанное командиром сводного полка матросов.

Она снова, молча, посмотрела на матросов, с лиц которых не сходила маска страха.

— Докладываю, матросы Семенов и Черненко, будучи в состоянии опьянения распяли на церковных дверях настоятеля монастыря, а восьми инокам, обнаруженных в кельях, отрубили правые руки, а затем, устроили пьянку с девками, прямо в алтаре храма, — зачитала она рапорт командира полка.

Катерина отложила бумагу в сторону.

— Зачем же вы им отрубили руки? — спросила она их. — Что молчите? Может мне тоже приказать отрубить вам руки?

Один из матросов упал на колени. Второй, по-прежнему стоял и с вызовом смотрел прямо в глаза председателя ЧК.

— А чтобы не могли креститься, — произнес матрос. — Вы же сами говорили нам, что религия — опиум для народа.

Катерина усмехнулась. Ей явно понравился ответ матроса. Она еще раз взглянула на него. По ее лицу пробежала едва заметная усмешка.

— Вот тут ваш командир просит расстрелять вас, — как бы, между прочим, произнесла она, — наверное, он прав. Вот он пишет, что священник был очень уважаемым человеком и ваш поступок может настроить народ против Красной Армии.

— Простите нас, — ответил все тот же матрос, сверля ее своим взглядом. — Попы, буржуи всякие — враги трудового народа и мы это сделали не потому, что это был священник, а потому, что он был врагом Красной Армии, врагом нашего пролетарского государства.

— Смело, однако, — произнесла Катерина и крикнула конвоира.

Тот вошел в купе и застыл у двери. Катя, взглянув на него, велела ему позвать к ней командира полка. Минут через пять в купе вошел мужчина. Он был широк в плечах. Черные форменные брюки были расклешены. Под черным бушлатом виднелась тельняшка.

— Вызывали, товарищ председатель? — спросил он ее, а затем перевел свой взгляд на своих бывших подчиненных, которые, молча, ожидали приговора.

— Проходи, Алексей Фомич, проходи, — на распев произнесла Катя. — Вот разбираюсь с твоими бойцами. Скажи мне, Алексей Фомич, ты случайно не из семьи священников или буржуев?

Командир полка вздрогнул и с удивлением посмотрел на председателя ЧК, словно впервые видел его. Краска залила его заросшие щетиной щеки. Ее вопрос, похоже, застал командира полка врасплох. Он с шумом проглотил слюну.

— Нет. Вы же хорошо знаете, товарищ председатель, что я из рабочих, — как-то не совсем уверено произнес командир полка, стараясь угадать, куда клонит женщина. — Я на флоте с 1916 года…

— Вот тогда скажи мне, Алексей Фомич, являются ли врагами для «красной России» священники, буржуи другие царские недобитки? Что молчишь? Отвечай!

— Да, — не совсем уверено ответил командир.

— Тогда, что это? — произнесла Катерина и рукой указала ему на рапорт. — Что это? Кого ты обвиняешь в убийстве? Красных матросов? Которые готовы отдать свою жизнь за идеи революции. Нехорошо. Идет война, а вы распустили слюни, как гимназистка. Вы должны понять и усвоить одно, или мы их, или они нас.

Лицо командира полка побледнело.

— Бойцы революционной армии — не бандиты. Мы не можем убивать ни в чем не повинных людей, — произнес командир полка. — Вы же сами сегодня были на совещании у товарища Фрунзе. Разве вы не слышали, о чем он говорил? Разве вы не согласны с ним?

Катерина усмехнулась. Она поняла, куда клонит Алексей Фомич.

— Слышала, — ответила Катя. — А вы слышали, что говорил по этому вопросу товарищ Ленин? Не слышали, а я — слышала. Поэтому, развяжите руки этим матросам…. Чем меньше врагов мы оставим за своей спиной, тем меньше будет у нас потерь.

Командир, молча, взглянул на председателя ЧК армии и, развернувшись, вышел из купе.

***

Сотня кавалеристов под командованием поручика Варшавского спешилась в небольшом лесочке, что тянулся вдоль железнодорожного пути. Было темно, накрапывал небольшой дождичек, тихо ржали кони. Евгений, молча, передал удила своего коня ординарцу и знаком руки подозвал к себе подъесаула казачьей сотни.

— Петр! Успех в ваших руках. Пусть ваши пластуны снимут часовых у красных. Смотри у меня, чтобы было тихо, без шума.

Есаул улыбнулся. Ему было лет около сорока, и он был хорошим рубакой.

— Все понял, ваше благородие. — Козырнул казак и буквально растворился в темноте.

Варшавский достал из кобуры «Маузер» и проверил обойму. Убедившись, что тот полон патронов, сунул его обратно в деревянную кобуру. Сегодня утром разведка донесла, что на станции Лозовая стоят несколько штабных вагонов красных, принадлежащих тринадцатой армии. Было принято решение осуществить налет на станцию.

— Господин полковник, — обратился к командиру полка Варшавский. — Позвольте мне возглавить этот рейд.

Полковник с интересом посмотрел на Евгения.

— Что с вами, поручик? Что за просьба?

— Разрешите мне возглавить этот рейд. Я вас очень прошу, — снова обратился к нему поручик.

— Хорошо, Варшавский. Бог с вами…. Я смотрю, вас так и тянет в бой. Не смею вас держать.

Евгений щелкнул каблуками и вышел из кабинета. Сейчас, присев на пенек, он почему-то подумал о Катерине.

«Как он поступит с ней? Сможет ли убить или нет? — размышлял он, прислушиваясь к звукам, доносившимся со станции. — Убить? Сколько крови на ее руках, а она бы смогла, убить его или нет? Наверное, да, а вот он до сих пор колеблется в своем решении. Так не обманывай себя Варшавский, ведь ты только из-за нее напросился в этот рейд, а сейчас вот сидишь и гадаешь, как тебе поступить в случае ее пленения».

От размышлений его оторвал голос подъесаула:

— Господин поручик, дозоры