– О, это очень великий поэт! – сказал толстый гаишник.

Поэт стал читать свои сгихи по-грузински. Нос, похожий на банан, вздрагивал.

Тут на заднем сиденье «Волги» проснулся Гена.

– А чего он орет? – спросил Гена про поэта.

– Он не орет, – ответили Гене. – Он великий поэт и читает свои великие стихи. Ты что – в стихах не понимаешь?

– Как это я в стихах не понимаю? – сказал Гена и снова уснул.

* * *

Удивительно, но до Болниси мы все же доехали. С «мигалкой», гаишниками и поэтом. Поэт вообще нам сильно обрадовался: наконец-то появились люди, которым можно подарить томик своих стихов с автографом. У остального двадцатитысячного населения Болниси его томики с автографом уже были. Эта книжечка у меня до сих пор на полке стоит. Очень хорошие стихи. На грузинском языке. Иногда я их читаю.

Короче, мы приехали в Болниси. Там уже столы накрыты, нас ждут, а на меня какая-то апатия наваливается, отупение. Пытаюсь сопротивляться, говорю:

– Послушайте, может, сначала Амиряна задержим? Сил нет никаких. Зачем мы сюда ехали?

– Как зачем? Сейчас будем шашлык кушать.

– Может, – говорю, – сначала Амиряна, а уж потом шашлык?

– Э-э, – говорят, – ты ничего не понимаешь. Сначала шашлык.

Один только поэт меня поддержал:

– Надо, – говорит, – поймать этого Амиряна. Я ему, кажется, еще свой томик с автографом не дарил. Надо его побыстрей задержать.

Но порыв поэта не нашел отклика в черствых ментовских душах. Короче, сели за стол. Пьем. Я определенно теряю чувство реальности. А мои Саня с Геной, наоборот, – входят, кажется, в такой градус, когда уже все наполняется неким особым смыслом. И даже стихи на грузинском языке слушают с этакими скорбно-просветленными лицами. Нет, это не Оклахома... это... ой! Сидим на природе, вечереет, горы со всех сторон, вершины на закате сияют. Гена Поляничко стихи слушает. Навертывается у Гены слеза, стекает, падает на сорочку, испачканную шашлыком. Проникся Гена. И Саня проникся, полез целоваться с поэтом. Душевно проводим время. Возвышенно.

А разбойник Амирян на свободе.

* * *

На следующее утро едем в горы. Кортеж из шести машин. Впереди, конечно, ГАИ с «мигалкой». Круто едем. Гляжу – на площади возле какого-то заведения сидит на корточках наш Рома, пьет пивко, беседует с каким-то типом.

– Стой, – кричу, – вон Рома сидит! Давайте задержим!

– Да ерунда, – отвечает мне кто-то. – Куда он денется, этот Рома? Кому он нужен? А мы, как белые люди, должны поехать на пикник, скушать барашка, выпить культурно, поговорить... Вот проблема – Рома!

И мы проезжаем мимо Ромы! Проезжаем мимо объявленного в розыск разбойника, и я уже вообще ничего не понимаю. Не понимаю, и все тут! Как живут эти люди? Ведь здесь, кажется, никто не работает. Но все при этом ездят на новеньких «Жигулях». И постоянно сигналят. И не потому, что водитель хочет кого-то предупредить об опасности, а потому, что он увидел знакомого. И знакомый тоже сигналит... они останавливаются, выходят из своих чистеньких машинок, обнимаются и целуются так, как будто не виделись несколько лет. И начинают беседовать посреди дороги и пить вино, коньяк или водку... И никто никуда не спешит. Все друг друга уважают. Все друг у друга что-то бесплатно берут и бесплатно друг другу же дают.

Я определенно ничего не понимаю. А Ромы уже нет, мы уже проехали мимо. Машины выезжают из городка и катят по очень живописным местам. Через час мы снова сидим за столом на изумрудно-зеленом лугу, жарится шашлык, плывут ослепительно-белые облака, искрится вино. Шизофренически-бесконечный праздник продолжается. В багажнике одной из «Волг» обнаруживаются спящий поэт и поросенок. Поэта разбудили, поросенка зарезали. Слава Богу, не перепутали.

– А ты, дорогой, почему не пьешь? – спрашивает меня усатый сосед слева.

– Да я – спасибо! – по жизни не пью.

– А-а, – говорит он. – Ты, наверное, спортсмен? Мастер спорта?

– Точно, – говорю.

У них там, как я понял, все мастера спорта. Там быть кандидатом – просто позор. Только мастером. Только по борьбе. Там все по борьбе.

– А вот видишь, сидит наш начальник РОВД?

– Вижу.

– Вот он трижды мастер спорта. По борьбе, боксу и карате.

– Круто, – отвечаю.

– О-о, очень круто, – соглашается усатый сосед. – Он выходит на центр кабинета и ка-а-ак прыгнет! И двумя ногами прямо в потолок! Вот какой человек наш начальник.

– Да, это очень круто, – соглашаюсь я и думаю, что, наверно, мне нужно срочно выпить. Иначе я не знаю, что со мной будет. Поросенок тем временем залез на стул и начал читать стихи... нет, это оказался поэт, а не поросенок. Поросенок и не мог читать стихи – он в это время крутился на вертеле над костром и молчал.

– А вот видишь, сидит наш прокурор? – спросил усатый сосед слева.

– Вижу, – говорю. Трудно прокурора не увидеть – живот у него – о-го-го! Никогда я еще таких животов не видал. А нос – вдвое больше, чем у поэта.

– Вижу, – говорю. – Он, наверно, тоже мастер спорта... с детства.

– Нет, – торжественно отвечает сосед. – Он у нас феномен-уникум.

– Это вообще очень круто, – соглашаюсь я.

Поэт хлобыстнул стакан вина и упал со стула. Гена Поляничко смахнул слезу и сказал трагическим голосом:

– Ну прям как поэт Лермонтов Михаил Юрьевич после дуэли.

Я закрыл глаза. Стало темно. Из темноты сосед слева сказал:

– ...феномен-уникум, да? Он утром выходит из дома, садится на лужайке и р-р-р-раз! – выпивает из горлышка бутылку шампанского. И сразу засыпает. А подойдешь к нему с бумагами: ах, батоне, подпиши. Он подписывает и снова засыпает.

– Да, повезло вам с прокурором. Действительно – феномен-уникум.

* * *

Плывут белоснежные облака, лежит на изумрудно-зеленой траве поэт, похожий на поэта Лермонтова Михаила Юрьевича. Поросенок на вертеле покрылся золотистой корочкой. Дремлет выдающийся прокурор. Я сижу в некоей прострации. Я не понимаю, что же мне делать. Появляется идиотская мысль, что я уже никогда не выберусь отсюда, всю жизнь буду есть шашлык, пить вино, научусь говорить по-грузински и каждый день буду раскланиваться с Ромой на площади.

– Здравствуй, уважаемый Рома.

– А-а, дорогой. Здравствуй-здравствуй. Когда меня задерживать будешь?

– Куда спешить, Рома? Надо сначала шашлык кушать.

* * *

К вечеру мы возвращаемся в город. Проезжаем через площадь. Но Ромы там нет. Нас везут в гостиницу, объясняют, что сейчас нужно отдохнуть, потом поужинать. Тут еще выясняется, что куда-то пропал Саня Карцев. Куда – никто не знает.