Но он ведь бывал и у нее дома. Если бы не… Если бы он не приходил к ней в гости, этого злополучного совместного обеда могло бы и не случиться, думает Элейн.

Глин приходит к Элейн домой. Он хочет посмотреть книгу, о которой рассказывала Элейн, — мол, там есть старинные фотографии земель вокруг Бленхеймского дворца. Когда он напросился в гости, Элейн еще подумала: он мог найти эту книгу в любой библиотеке. В тот день, когда Глин явился к ней, Ник — чисто случайно — куда-то отлучился, и Полли конечно же была в школе. Глин и Элейн проводят не один час в обществе друг друга — обедают, беседуют, рассматривают те самые, так удачно подвернувшиеся, фотографии. И снова между ними пробегает тот самый электрический ток — напряжение растет, становится все сильнее. Воздух искрится от предчувствия того, что могло быть… что может быть.

И отчего-то Глин не уходит, а остается до вечера. Возвращается из школы Полли, приходит Ник, который, по своему обыкновению, легко относится к неожиданным визитерам. Элейн занимается ужином, и тут дверь распахивается, и на пороге появляется Кэт — она любила неожиданно нагрянуть в гости, никого не предупредив.

Вечер продолжается в самой непринужденной атмосфере. Ник весел и оживлен. Глин попросту блистает. Он часто оборачивается к Кэт. И когда он наконец уходит, Кэт уходит вместе с ним. Он предложил подвезти ее до станции.

Элейн стоит у окна и смотрит на удаляющиеся огоньки фар автомобиля Глина. И думает: ну, вот и все. Стоило ему только взглянуть на нее. Собственно, ничего удивительного.

Голос Глина возвращает ее за столик ресторана, к делам дня сегодняшнего. «Это к делу не относится», — с нажимом говорит он.

Она смотрит на него.

— Если ты хочешь сказать, что Кэт связалась с твоим мужем только потому, что сто лет назад мы с тобой… посматривали друг на друга… то я скажу тебе вот что: она и понятия не имела. Совсем. Я ей ничего не говорил.

Он уставился на нее в ответ — и в его взгляде она прочла вызов.

— И я не говорила, — парирует Элейн. — Хорошо, значит, она не знала. Я просто подумала: надо же, какая симметрия.

О господи, думает Глин. Нашла о чем вспомнить. При чем тут это? И потом, какая, к черту, симметрия? Помнится, я ее даже пальцем не коснулся. К тому же все закончилось задолго до того, как я женился на Кэт. Мы и не вспоминали об этом после. Так зачем она мне напомнила? Ведь и речи не шло о том, чтобы… Он украдкой смотрит на нее, но ему кажется, что в выражении лица Элейн больше сдерживаемой неприязни, нежели скрытого интереса.

На самом деле пустой взгляд Элейн объяснялся скорее не неприязнью, а тем, что думала она совсем о другом. Она размышляла о собственном положении. В течение последнего часа ее воспоминания о прошлом подверглись сомнению, и трое близких людей оказались совсем не теми, за кого она их принимала; тем не менее она с удивлением обнаружила, что нисколько не чувствует себя униженной, но преисполняется мрачной решимостью. Глина тут же становится слишком много.

— Моя дорогая Элейн, — произносит он в это самое время, — на самом деле утекло много воды… — Умиротворяющая улыбка. — Мы оба знаем об этом. Не то чтобы я никогда тебя не любил. Но это никоим образом не влияет на… то, о чем мы говорим. — Он меняет тактику. — Это может показаться… словом, доказательства предполагают многое. Но только один человек теперь сможет рассказать нам, что именно произошло.

— Значит, ты собираешься разговаривать с Ником? — ледяным тоном спрашивает Элейн.

— А зачем? Ник теперь — твоя забота, делай с ним что хочешь.

И то правда, думает Элейн. Но ты ведь этого так не оставишь, верно?

Глин пялится на нее. Взгляд у него глубокомысленный и сосредоточенный — она помнит этот взгляд, точно с таким же он детально излагал какую-нибудь новую научную теорию или рассказывал о том, над чем работал в тот или иной момент. Он не отвечает.

Глин обнаруживает, что по какой-то странной причине Ник для него совсем не важен. Сперва ему, конечно, хотелось найти его и врезать как следует, но теперь гнев уступил место равнодушию. Его куда больше интересует Кэт, нежели Ник.

Ресторан опустел. У выхода сгрудились официанты.

Элейн складывает салфетку и кладет ее на стол. Глин приподнимает бровь, и к нему тут же подлетает внимательный официант. Приносят счет.

— Ну что, — говорит она. — Спасибо за обед.

Он корчит гримасу:

— Жаль, что при таких обстоятельствах.

— Кажется, они были предрешены давным-давно.

Вот только это не совсем так. Фотография могла остаться лежать в шкафу под лестницей, в кипе неразобранных бумаг; Глин мог найти ее, но решить не распространяться. В ее голове прокручиваются альтернативные сценарии — важные сами по себе, но теперь совершенно не относящиеся к делу. Мне все известно, думает Элейн, и ничего не попишешь. Придется с этим жить и принимать решения.

— И последнее, — говорит Глин. — Можно мне нынешний адрес Оливера?

Глин?

Оливер не видел Глина сто лет. Он редко вспоминал о нем, разве что на подсознательном уровне — так мы внезапно вспоминаем людей из прошлого и так же быстро забываем и думать о них.

Но вот он, Глин, собственной персоной, материализуется в офисе, вызванный к жизни короткой репликой Сандры:

— Звонил некий Глин Питерс, оставил номер. Перезвони ему, пожалуйста.

— Хорошо, — говорит Оливер.

Сейчас он ясно видит Глина: скуластое лицо, копна густых темных волос. Слышит его голос с легким валлийским акцентом. Напористый, самоуверенный, но всегда обаятельный. Заговаривал с тобой тоном лектора, но ты слушал.

Что-то в интонации Оливера, должно быть, насторожило Сандру.

— Кто такой Глин Питерс?

— Глин-то? — будничным тоном переспросил Оливер. — А… Глин был свояком Элейн. Ну… Элейн, жены Ника, мы когда-то вместе работали. Не представляю, что ему могло понадобиться.

И ведь правда, не представляет.

Сандра мгновенно цепляется к словам — это у нее профессиональное.

— Был?

— Кэт… умерла. — Он утыкается в монитор. — Надо будет с тобой обсудить макет новой обложки для «Феникса».

— Хорошо, — деловито соглашается Сандра. — Давай прямо сейчас, если хочешь. — Его слова вернули ее в трудовые будни и вновь заставили думать о дизайнерских решениях для журнала, издаваемого выпускниками одного оксфордского колледжа.

Четкость и ясность — вот наше кредо, думает Оливер. Не без гордости, надо заметить. Точность до мелочей. Каждая точка, каждая запятая на своем месте, каждый параграф с аккуратным отступом. Если в каком-нибудь из напечатанных им изданий обнаружится опечатка, он ночь спать не будет. Еще никогда в жизни он не был так доволен собой. Настольные издательские средства изобрели для таких, как он. Никакой возни с редакторами и прочими, да и маркетинг и распространение — уже не твоя головная боль. Просто берешь заказ у клиента и выдаешь безукоризненный продукт. Он обожает экран компьютера, на котором и создается вся эта точность: любит умную и податливую технологию, преклоняется перед чудесной возможностью перемещать строчки и буквы в самых разных направлениях. Он всегда неохотно поручает работу другим и придирчиво проверяет и перепроверяет сделанное и самыми надежными сотрудниками. Даже, надо заметить, самой Сандрой, а они с ней очень схожи. Когда они остаются вдвоем, каждый у экрана своего компьютера, каждый поглощен в работу, Оливер знает, что Сандра испытывает удовольствие сродни тому, что ощущает он сам, — удовольствие от создания и компоновки текста, расположения заголовков и сносок. Получает такой же кайф. Почти как в сексе, думается ему.