жил у родственников, я не знаю. Мы, дворовые мальчишки, были одержимы тогда уличным футболом, но мечтали играть в футбол большой, на стадионе, на зелёной площадке с настоящими полосатыми воротами с сеткой. Такая возможность теоретически была, именно в те годы появился пионерский футбольный чемпионат СССР «Кожаный мяч». Так вот, в один из дней к нам, гоняющим мяч перед домом, выбегает из подъезда этот самый мужчина, крича на ходу: «Дай пас!», — и бьёт по воротам, конечно, забивает. Потом что-то импровизирует, показывает кручёные удары, даёт советы, в другой день берётся судить игру по-серьёзному, со свистком. Мы его заобожали, весёлого, доброжелательного, слегка кривоногого, бывшего футболиста. Звали его Андраник.

Андраник посещал вечернюю школу при нашей четвёртой имени Пушкина. Во время одной из больших десятиминутных перемен Алла Анатольевна стояла у открытого окна класса на третьем этаже главного корпуса и кому-то махала рукой, но очень сдержанно, улыбчиво вглядываясь вдаль. Почти никого в классе не было, я пялился на Аллу Анатольевну, пожирая взглядом контуры роскошной груди, их лёгкое колыхание в такт машущей руке, на её таинственный взор, сильно увлечённый далёким объектом. Я осторожно подошёл ровно настолько, чтобы мне приоткрылась панорама из окна. Там, на той дальней стороне проспекта стоял Андраник и также временами помахивал рукой.

«Какая связь? — подумал я — Почему такая тёплая улыбка, почему это длится так долго? Ну, поприветствовал — и чао!»

Вещи, ставшие совершенно понятными с опытом, с личным опытом взрослой жизни, с опытом игр взрослых людей, так удачно обозначаемых термином адюльтер, — тогда только-только укладывались в мою пытливую голову, ищущую во всём не только объяснения, но и классификации, иерархического расклада и критериев идентификации.

Быть может, не к месту, но на эту же тему. Примерно в это же время, то есть в классе седьмом, когда моя старшая сестра Анаида вышла замуж за Толика, а он, как рабочий человек, учился в вечерней школе при нашей четвёртой, — Толик, в каком-то подходящем контексте, в разговоре о нравах и порядочности женщин, высказался о Диане Владимировне, маме Сашки Полторакова, сказал вскользь, намёком, мол, это мать твоего друга, не хотелось тебя расстраивать, но жизнь она такая и т. д. и т. п. А мама Сашки Полторакова тогда преподавала в вечерней школе, была писаной красавицей, я всегда любовался её фотографией на школьном стенде «Наши мамы».

Самый заблудший тот, кто утверждает, что всё отлично помнит. Помнится много, но как оно искажается! Как оно обращается в свою противоположность! Быть может, кто-то скажет, мол, мало ли что болтали, известно, что мужики об этом любят заливать так же, как об охоте или рыбалке. Но сейчас, с позиции прожитого, я хорошо знаю эту тему. Сам часто создавал вокруг себя добротную ауру слухов, а некоторые были придуманы из каких-то личных интересов другими участниками или наблюдателями этого большого любвеобильного похотливого блудливого несдержанного мира взрослых людей, мира адюльтеров…

* * *

В мой альбом вкралась ошибка вёрстки, переплётный ляп. Вместо Софьи Рубеновны выставлена фотография другой русистки «А» класса, Сосны Марии Давыдовны. Я никогда у неё не учился. Сосна ходила всегда в тёмных очках, как наш химик Михаил Амбарцумович. А связывает меня с ней только один короткий эпизод за всю десятилетнюю школьную жизнь.

В десятом классе был городской или районный диктант по русскому, неофициальный, без традиционного ажиотажа и со свободным посещением. Это лучший способ проверить объективно свой уровень подготовки. Я вызвался участвовать и уговорил Павку Телегина тоже прийти для определения исходного уровня, с чем мы выйдем на вступительные экзамены. Павка до девятого класса учился на тройки-четвёрки. А в девятом сильно подтянулся по физике, химии, математике. Он основательно хромал по русскому. Диктантов в старших классах не давали, только изложение или сочинение. Для знающего это хорошая лазейка избежать слова, в правописании которого не уверен. Диктант же — это неопровержимая проверка. По-моему, появился реальный шанс оценки своего уровня правописания. Так или иначе, Павка согласился.

По результатам конкурса у меня был лучший результат, одна ошибка в пунктуации. Когда после уроков в холле второго этажа перед учительской мы, несколько участников, обсуждали итоги с новым учителем, молодым мужчиной (имя не запомнилось), подошла Сосна, подключилась к разговору. Павка тоже был там. Она ему говорит, что же вы позорите школу, с такими знаниями на конкурсы не ходят. Павка тогда несколько дней дулся на меня. А потом Сосна спрашивает: «А кто этот ваш Мурадян? У него лучшая работа из всех». Вот эта хвалебная фраза и фотография в школьном альбоме — это всё, что осталось у меня от Сосны.

Педагоги армянского языка и армянской литературы

В четвёртом классе мы переселились в здание школы № 12 на Фрунзе и отучились там весь учебный год. Особенность четвёртого класса состояла в том, что это был последний год цельного организма, коим является класс. В пятом классе «Б» раздробился, в восьмом восстановился, но не в прежнем составе, в девятом «великолепная пятёрка» была переведена в «В» класс. Мы окончили школу выпускниками 10-го «В». Вроде бы ничего серьёзного, но что-то в этих пертурбациях расстроило мерное течение школьной жизни класса, как в реке, на которой построили каскад дамб, обеспечив им разделение на рукава, а потом ниже по течению их слияние.

Классной руководительницей стала Шаке Александровна, она же вела армянский язык. Шаке Александровна была объектом постоянных шуток и баек, что-то передалось по наследству от старших классов, что-то создавалось в реальном времени. У неё был врождённый вывих бедра, двусторонний, и она ходила, покачиваясь телом, как утка. Об этом ходил передаваемый через поколения анекдот. Шаке ведёт класс детей по улице и говорит: «Не шалите, не бегайте, идите как я». Ну и весь класс дружно пошёл утиной походкой за мамой-уткой.

Эпизод, где оплеуха, предназначавшаяся Ткаченко, досталась Бондарю, описана в «Школьниках Невиньетки». Шаке Александровна была пожилой женщиной, носила очки с толстыми линзами, преподавала армянский, может год, я не помню. Потом её заменила Люся Арменаковна. Кроме того, что она учила нас родному языку, я ничего существенного вспомнить не могу. Потом были Джульетта Аршалуйсовна и Роза Аветиковна. Эти педагоги попали в «Альбом выпускника», в главу директора Минасяна.

Другой пожилой учительницей была Анастасия Владимировна, географичка. Она давала физическую географию. Были ли ещё аналогичные предметы? Было природоведение, это четвёртый класс, это такой вводный предмет, как рассказы по истории СССР в том же четвёртом классе. В девятом — десятом директор Минасян вёл экономическую географию. Было что-то ещё географическое, не