Маккай внимательно изучил Высшего Магистра, одновременно ощущая неослабленную напряженность в ассистенте-Вреве. Будет ли в этой комнате насилие? Пока Маккай говорил, этот вопрос оставался нерешенным.

– Ты заметил, что я нахожусь в трудном положении. У меня не вызывает радости замешательство ни уважаемых наставников и друзей, ни их соотечественников. Тем не менее, существуют доказательства…

Он позволил своему голосу медленно затихнуть. Говачины не любили оставленных недосказанными намеков.

Когти Аритча выскользнули из мешочков на его перепончатых пальцах.

– Твой клиент желает слышать об этих доказательствах.

Прежде чем начать говорить, Маккай положил руку на защелку ящичка, стоящего у него на коленях.

– Исчезли многие представители двух видов сенсов. Эти два вида: Говачины и люди. Само по себе, это ничего бы не означало, но такие исчезновения происходили длительный период времени – в течение, может быть, двенадцати или пятнадцати поколений по старому человеческому исчислению. Сложенные вместе, эти исчезновения имеют массовый характер. Нам удалось выяснить, что существует планета, называемая Досади, куда были переправлены эти люди. Улики, имеющиеся у нас, были рассмотрены чрезвычайно тщательно. Все они ведут к Говачинской федерации.

Аритч раздвинул пальцы – этот жест был знаком крайнего замешательства. Маккай не мог сказать точно, было ли это замешательство деланным или действительным.

– Твое Бюро обвиняет в этом Говачинов?

– Ты знаешь функции моего Бюро. Пока мы не знаем местоположение Досади, но мы узнаем его.

Аритч молчал. Он знал, что Бюсаб никогда не сдается перед лицом какой-либо проблемы.

Маккай поднял голубой ящичек.

– Бросив мне это, ты сделал меня стражем своей судьбы, клиент. У тебя нет права знать мои методы. Я не следую старым законам.

Аритч кивнул.

– Я предполагал, что ты так и поступишь.

Он поднял правую руку.

По телу Врева прокатилась ритмическая «волна смерти», а боевые жвалы высунулись из лицевых щелей.

При первом же движении Врева Маккай открыл голубой ящичек и выхватил из него книгу и нож. В словах его прозвучала твердость, которой он не чувствовал в своем теле:

– Если она сделает в моем направлении малейшее движение, то моя кровь осквернит эту книгу. – Он приложил нож к своему запястью. – Знает ли твой Слуга Ящичка последствия этого? История Филума Бегущих на этом закончится. Будут считать, что другой Филум воспринял Закон от его Дарителя. Имя последнего Верховного Магистра этого Филума будет стерто из памяти живущих. Говачины станут поедать свои яйца при малейшем намеке, что в их венах течет кровь Филума Бегущих.

Аритч замер с поднятой правой рукой, затем сказал:

– Маккай, ты выдал свою воровскую суть. Ты можешь знать это только в том случае, если ты шпионил за нашими самыми священными ритуалами.

– Ты считаешь меня трусливым двуличным олухом, клиент? Я – настоящий Легум. Легуму не надо шпионить, чтобы узнать Закон. Допустив меня в Коллегию Легумов, вы открыли передо мной все двери.

Аритч медленно, вздрагивая всем телом, повернулся и обратился к Вреву.

– Сейланг?

Ей трудно было отвечать, пока оставались обнаженными боевые жвалы с отравленными концами.

– Слушаю вас.

– Хорошо наблюдай за этим человеком. Изучи его. Вы еще встретитесь.

– Повинуюсь.

– Можешь идти, но помни мои слова.

– Я буду их помнить.

Маккай, зная, что танец смерти не может остаться незавершенным, остановил ее.

– Сейланг!

Медленно и неохотно она взглянула на него.

– Наблюдай за мной хорошо, Сейланг. Я то, чем ты надеешься стать. И предупреждаю тебя: если ты не сбросишь свою вревскую кожу, ты никогда не станешь Легумом. – И Маккай жестом отпустил ее. – Теперь можешь идти.

Она повиновалась, повернувшись плавным движением, шелестя халатом, но ее боевые жвалы оставались обнаженными, а отравленные острия поблескивали. Маккай знал, что где-то в помещениях ее триады обычно есть маленький пернатый зверек, который скоро умрет от яда своей хозяйки, пылающего в его венах. Тогда танец смерти будет завершен и она сможет убрать жвалы. Но ненависть останется.

Когда за красным халатом закрылась дверь, Маккай вернул на место, в ящичек, книгу и нож и снова обратил свое внимание к Аритчу. Теперь в его словах слышался тон настоящего Легума, обращающегося к своему клиенту, без всякой софистики, и оба они понимали это.

– Что же склонило Верховного Магистра, прославленного Филума Бегущих разрушить Свод Цивилизации?

Маккай обращался тоном собеседника, ведущего беседу между равными.

Аритчу трудно было приспособиться к новому статусу. Его ход мыслей был понятен. Если Маккай был свидетелем Ритуала Очищения, то его надо воспринимать как Говачина. Но Маккай не Говачин. Тем не менее, он был принят говачинской коллегией Легумов… и если он видел этот самый священный ритуал…

Наконец Аритч начал говорить.

– Где ты видел ритуал?

– Он исполнялся в Филуме, предоставившем мне кров на Тандалуре.

– Сухие Головы?

– Да.

– Они знали, что ты наблюдаешь за ритуалом?

– Они пригласили меня.

– Каким образом ты сбросил свою кожу?

– Они выскоблили меня до крови и сохранили соскоб.

Аритчу потребовалось некоторое время, чтобы переварить эти сведения. Сухие Головы сыграли свою собственную секретную игру в говачинской политике, и теперь их секрет вышел наружу. Аритч должен был обдумать последствия. Чего они хотели этим добиться? Он сказал:

– У тебя нет татуировки.

– Я никогда не подавал формальной просьбы о приеме в Филум Сухих Голов.

– Почему?

– Моя главная принадлежность – Бюсаб.

– Знают ли об этом Сухие Головы?

– Они одобряют это.

– Но что же их заставило…

Маккай улыбнулся.

Аритч бросил взгляд на задернутую полупрозрачной занавеской нишу в дальнем конце святилища, за спиной у Маккая. Внешнее сходство с Богом-Лягушкой?

– Нужно что-то большее, чем просто это.

Маккай пожал плечами.

Аритч начал размышлять вслух:

– Сухие Головы поддерживали Клодика в его преступлении, когда ты…

– Это не было преступлением.

– Пусть так. Ты выиграл свободу Клодику. И после твоей победы Сухие Головы пригласили тебя на Ритуал Очищения.